В школе мой класс учили музыке по новой (на тот момент) и передовой (до сих пор) программе Д. Б. Кабалевского. Помимо «трех китов музыки», отличительная особенность программы — ее интернациональность. Мы дружно повторяли за учителем: «Между музыкой моего народа и музыкой народов других стран нет непереходимых границ». Понятно, что подобного масштаба догмы не помещались в соображалки детей, чьи твердые познания в географии простирались немногим дальше своего двора. Но мне повезло — класс был многонациональный, поэтому на уроках довелось услышать чешские, молдавские, армянские, еврейские, кабардинские песни, которые готовила с одноклассниками соответствующих национальностей наша учительница музыки. Меньше всего мы, едва перешагнувшие порог школы, задумывались о межнациональных отношениях, — подчас непростых, — без изменения существовавших и под слоем благостной советской глазури. Зато я навсегда усвоил и приучился помнить, что рядом может находиться человек, чье восприятие увиденного и услышанного стоит на совершенно ином фундаменте, чем мое.
Это был уникальный концерт в Новой Опере. Анджей Белецкий — певец с польскими корнями — пел польские камерные произведения.
В первом отделении звучали песни Фредерика Шопена, и это тот случай, когда за одно отделение материал был почти исчерпан: из семнадцати песен Шопена, посмертно объединенных в op.74, прозвучали десять. Трудно сказать почему Шопен, чье творческое «я» увековечено и ассоциируется обычно с фортепианными опусами, пусть редко, но испытывал необходимость создавать песни. Но эти произведения на стихи польских поэтов не могут оставить слушателя равнодушным как сами по себе, так и в контексте других произведений композитора. В этих песнях — и легкость шопеновских мелодий, и лихие распевы в народной манере, и грустные думы. Значительная часть песен — интернациональная по смыслу и содержанию любовная лирика (причем, часть песен написаны для исполнения женщинами). И здесь от неуловимых, до вполне осязаемых ассоциаций — сюжет и интонации песни «Колечко» на стихи С. Витвицкого перекликаются с романсом «Корольки» П. И. Чайковского на стихи Л. Мея.
Ассоциации с романсами русских композиторов еще яснее проявились во втором отделении, когда Анджей Белецкий пел песни Станислава Монюшко — композитора, в творчестве которого песни занимали уже значительное место. Из прямых ассоциаций — Монюшко был дружен с одним из любимейших моих композиторов — А. С. Даргомыжским, и, по слухам, написал своего «Старого капрала» (по польскому переводу) на спор с Александром Сергеевичем. При этом то, что получилось у Монюшко, как справедливо заметил ведущий концерта Михаил Сегельман, больше напоминает не обнаженную личную трагедию в известном произведении Даргомыжского, а торжественно-мистический «Ночной смотр» Глинки. По сравнению с песнями Шопена, у Монюшко явственнее слышны народные мотивы, больше проникновенных интонаций…
Но вне концерта эти рассуждения о музыке двух композиторов остались бы пустым трепом с пересказом программки. Музыку, написанную полтора века назад, актуальным событием сделал концерт.
Анджей Белецкий — мастер оперных ролей, как мало кто умеющий не мельчить — отбросить лишние для большой сцены несущественные детали и с насущной для оперы плакатностью выделить и убедительно подать главное в характере героя. А иногда, данной исполнителю властью, — вернуть авторское прочтение роли, вырвав ее из объятий режиссерской концепции.
Попав на камерный концерт певца вы увидите и услышите другого Анджея Белецкого — вернее, другую грань его таланта. Деликатный исполнитель, умеющий интонацией раскрыть для понимания каждую фразу, заставляя слушателей затаить дыхание филировками и тончайшими пиано, на которые у композиторов скупы партии драматических баритонов, исполняемые певцом на сцене. За короткую паузу между песнями певец успевает полностью «перезарядить» образ — и череда характеров, представляемых им в песнях, впечатляюще разнообразна. Выбрать самый сильный номер в этом концерте непросто, но, пожалуй, для меня это стала песня Монюшко «Козак» на стихи Яна Чечота — в ней символически соединились характерные черты прозвучавших в этот вечер песен и те качества голоса исполнителя, которые скрыты от оперных слушателей и проявляются лишь на камерных концертах.
Я не случайно вспомнил свои детские ощущения открытия других культур. Самое значимое в моей жизни знакомство с польской культурой произошло на этом концерте цикла «Вокальные перекрестки» в Новой Опере. На, прямо скажем, не самом популярном репертуаре, артисту в полной мере удалось вызвать главное чувство, за которым приходят на камерные вечера — сопереживание. В исполнении Анджея Белецкого музыка доверительно протягивает руку слушателю, как бы говоря:
Вот, слышишь, как у нас грустят и радуются? А разве у вас по-другому?
Добавить комментарий