В Новой Опере состоялась мировая премьера новой оперы. Да еще и сценическая, что, по внешним признакам, просто уму непостижимо какое событие. Пытаюсь найти в рецензиях мало-мальски объемный анализ музыки и исполнителей, а читаю что-то вроде
«Оценивать работу певцов невозможно: по мысли авторов, они играют в плохих актеров, а значит, любой недочет работает на образ» (М.Крылова, Новые известия).
Композитор говорит, на мой взгляд, невероятную для автора оперы фразу:
«В пьесе очень сильные тексты, и эта опера, если ее можно так назвать (sic!), может существовать за счет одного либретто».
Может, событие неверно позиционировано? По сумме прочитанного, видимо, точнее будет сказать так:
«На арендованной сцене при участии труппы и оркестра театра „Новая Опера“ состоялась премьера нового театрального спектакля-коллажа, в котором патриарх российского театрального постмодерна, лауреат Сталинской премии второй степени Юрий Любимов дебютировал как драматург. От традиционных драматических спектаклей „Школу жен“ отличает остроумное использование в действии настоящего симфонического оркестра и настоящих оперных певцов».
Дело в том, что во время пресс-показа «Школы жен» я был на «Любовном напитке» в МАМТе (с таким составом нельзя было пропустить!), куда и сегодня иду на «Севильского цирюльника». Вчера был на дивном концерте в СЗ ММДМ. А ведь хочется дойти до Новой Оперы, чтобы послушать новую оперу. Но после прочитанных рецензий более логично посоветовать спектакль друзьям-любителям драмтеатра и продолжить мечтания о том дне, когда на сцене оперного театра удастся услышать и увидеть настоящую оперу, о музыке и вокальных номерах которой наутро после мировой премьеры взахлеб будет говорить весь мир.
Знаете, что такое настоящая грусть-печаль? Это когда выходя из МАМТа после «Алжирки» вспоминаешь, что до конца сезона лишен удовольствия созерцать клечатый занавес в предвкушении элегантно подаваемых незамысловатых россиниевских коллизий.
Ну вот и долгожданная, после февральской отмены, «Кармен». Любимая постановка, разгадывающая несколько драматургических загадок Бизе, в меру пронизанная дыханием Эроса, в меру просто-грубоватая, в меру утонченная. Но главное, что спектакль был инкрустирован замечательно исполненными ролями.
Динара Алиева не очень удачно начала — в первом действии голос с трудом шел наверх, заметно уплощался у верхних нот. Самые заметные потери были в «Sempre libera»: из однозначных потерь — смазанные стаккато, из неоднозначных — не вставлен ми-бемоль в кульминации. Я остался при своем мнении, что для сегодняшнего голоса Динары Алиевой наиболее подходит Мими. Виолетта требует виртуозной подвижности — да, всего пару раз в одном номере. Но этот номер гвоздевой, и ноты из него не выбросить.
E strano, e strano!.. Нет, в самом деле — наваждение. Феноменальной чистоты тембр. Неземной свободы верхний регистр. Объем. Дикция. Нежнейшее пианиссимо. А филировки такие, что, кажется, сердце замедляет удары, чтобы уши лучше слышали этот исчезающий, но до предела слышимости отчетливо ровный звук. Такова Виолетта у Альбины Шагимуратовой.
В антрактах оперных спектаклей нередко можно услышать, как слушатели с жаром обсуждают перипетии сюжета, будто речь идет о свежих новостях. Судят о правдоподобности событий, о возможных вариантах поведения героев и, конечно, о характерах — часто в их привычном бытовом ракурсе («а этот Хозе все-таки — слабак!»). Особенно, когда герои — не сказочные или мифологические персонажи, а не хватающие звезд люди из плоти и крови. С этой точки зрения, наверное, трудно найти более несовременный сюжет, чем либретто оперы Жюля Массне «Вертер».
Вчера для первого состава премьерная гонка завершилась. К спектаклю была добавлена отсутствующая у Верди сцена «Триумфальные поклоны». Пусть завидуют рок-звезды — такого одухотворенного рёва зала им не дождаться. Видимо, сказалось, что премьерный бомонд схлынул и зал заполнили любители оперы, склонные к простодушному выражению эмоций, нередко — через край. На мой вкус, перегибом были попытки аплодировать в каждой паузе (особенно неуместно — дважды перед «Ritorna vincitor!» Амнерис и Аиды) и в итальянском стиле — «в оркестр», заглушая каденцию, сразу после снятия певцом последней ноты. Но даже такое безобразие — от чувств же!:)
Еще одна незапланированная сцена — «Конец света» — случилась во время сцены Амнерис. На этот раз испытанию на прочность подвергся оркестр. В яме два или три раза на несколько секунд гас свет. Незабываемое зрелище — Феликс Павлович за подсвеченным пультом и — музыка из непроницаемо черной оркестровой ямы. Спектакль не остановился, а друзья, сидевшие в партере, попросту ничего не заметили. «Конец света» продолжался на поклонах — освещение погасло в момент выхода артистов, но подобная неформальность уже не грозила спектаклю, а лишь усилила реакцию зала. Браааави!
