Нет, это можно слушать бесконечно! И смотреть! Я про «Богему» в МАМТ. Тем более, когда буквально все были на высоте, как сегодня! Ну, подобрался состав! То от одного голоса млеешь до головокружения, то от другого, а тут еще не успеваешь за всеми смотреть, как играют. А играют все даже лучше, чем в драматическом театре! Эмоционально, с отдачей, с фантазией, с куражом! Россыпь актерских находок, фейерверк ярких талантов!
Самое красноречивое свидетельство волшебства этой «Богемы» — то, что на поклонах не получилось ни одной нормальной фотографии — ни общей, ни индивидуальной. Честно — плохо помню, как фотографировал. Артисты, как мне показалось, тоже сегодня медленно выходили из образов, особенно два главных героя. Неизменно блистательная в этой роли Хибла Герзмава спела бесчисленное количество пиано-пианиссимо — и вместе с ее героиней то захватывала дух от счастья, то подступал комок к горлу. Я заслушался настолько, что забыл про окончание «Рассказа». И не один я — если бы кто-то одиноко не захлопал, Мими бы осталась без аплодисментов (в данном случае — редкая и очень ценная награда исполнительнице). Нажмиддин Мавлянов, в пику арии, традиционно в МАМТе идущей в транспорте на полтона вниз, за сценой заколотил «до» так, что сполна хватило на оба, написанных Пуччини в этой опере. А сколько восторженной лирики было в его образе Рудольфа — и какой роскошный при этом был спинтовый звук.
При том, что Андрей Батуркин, по меткому выражению жены, повесил свой обычный фрак на спинку стула и сделал Шонара изрядным шалопаем, все равно несомненным лидером четверки был Колен — Дмитрий Ульянов. Вокруг него крутились все мелкие детали бытовых сцен в первом и четвертом действии. Каскад актерских находок Дмитрия был увенчан каким-то совершенно невероятным по душещипатиельности «Vecchia zimarra, senti», исполненным, преимущественно, на пиано. Причем, номер органично «вплыл» в действие, поскольку прощаться с плащом Колен начал заблаговременно.
Мюзетта Ирины Ващенко была звучна и очаровательна в своей стервозности. Дмитрию Зуеву в столь голосистой компании пришлось нелегко — Феликс Павлович, дававший Пуччини традиционно утонченно, с вниманием к каждому мотиву, все-таки строил звук несколько выше возможностей певца, поэтому почти во всех сценах Марсель из-за недостатка звучности оказывался на втором плане. Что, впрочем, интересно выделило спектакль в сравнении с двумя «Богемами», которые я слушал недавно в Большом — там оба Марселя (Василий Ладюк и Андрей Жилиховский) были бесспорными лидерами в тройке «неглавных» — именно благодаря звучным голосам.
Второй день подряд яркие эпизоды стали заслугой Владимира Свистова. Накануне он колоритно сыграл безмолвного слугу в доме Бартоло, здесь столь же убедительны были его Бенуа и Альциндор.
Большой театр, в отличие от других московских театров, не анонсирует дебюты в своих оперных спектаклях. Из-за чего регулярно чувствую уколы склероза — а не пропустил ли я предыдущее выступление певца? Поэтому буду скромно замечать: «в Богеме слышал первый раз», а уж дебют или не дебют — каждый читатель решит сам, в меру осведомленности.
В умных разговорах об опере часто поминают музыкальную драматургию. А, собственно, что это такое, если не словарной статьей, а в терминах банальной эрудиции? Правильно — когда музыка рассказывает историю. У Пуччини воображаемые «рассказчики» редко говорят по одному — часто вставляют по фразе в рассказ другого, а то и вдвоем-втроем говорят одновременно. Чтобы рассказ не превратился в стихийное базарное многоголосие нужен хороший оркестр и хороший дирижер. Так вот, сегодня на Новой сцене Большого звучал отличный оркестр, потрясающе ведомый Туганом Сохиевым. Слаженно, но без метрономной заунывности. Вкусно, но с сохранением прозрачного переплетения «голосов рассказчиков». Спектакль, который почти уже собрались снимать, получил второе рождение — даже если бы певцы не пели, можно было бы приходить в театр, чтобы слушать такого Пуччини. А певцы пели. И как пели!
«Богема с голубями» в МАМТе давно стала московской классикой. Исключительно удачное (а иногда кажется, что и единственно верное) решение камерных сцен, массовых сцен и интимных дуэтов в антураже парижских улиц снискало постановке и мою любовь. Особенность спектаклей в МАМТе — яркое проявление актерской индивидуальности, т. е. у артистов, поющих в очередь, рисунки роли могут быть совершенно разными.
