Богема (МАМТ 01.03.2014)

«Богема с голубями» в МАМТе давно стала московской классикой. Исключительно удачное, до такой степени, что иногда кажется единственно верным, решение камерных и массовых сцен, интимных дуэтов в антураже парижских улиц снискало постановке и мою любовь.

Особенность спектаклей в МАМТе — яркое проявление актерской индивидуальности, т. е. у артистов, поющих в очередь, рисунки роли могут быть совершенно разными. А бывают артисты, которые никогда не повторяются, каждый раз удивляя новой деталью, а то и существенной переработкой роли. Такова Наталья Петрожицкая — певица эмоциональная, достоверная, чувственная. За прошедший месяц я слышал ее четыре раза, и только Джульетта в «Сказках Гофмана» (26 февраля, по замене вместо «Кармен») была в целом похожа на образ предыдущих спектаклей. По-новому заиграли и Татьяна (9 февраля), и Антония (19 февраля), и Мими в спектакле 1 марта, о котором идет речь. Героини стали одновременно более чувственными и менее порывистыми, что выражалось прежде всего в более ровной вокальной линии, без огромных форте — голосу Натальи не требуется сверхусилие для полета в зал даже через пуччиниевский оркестр. При пении в верхнем регистре по-прежнему ощутимо не хватает согласных, но работа певицы над культурой пения внушает уважение. Если вспоминать о явных недочетах, то верхняя нота за сценой, венчающая первое действие, получилась страшновато, с тремоляцией. В остальном Мими очаровывала теплым тембром, шармом парижанки и свойственной образам певицы пронзительной задушевностью.

Нажмиддин Мавлянов в партии Рудольфа изумительно органичен. Трансформации певца в разных образах впечатляют: брутальный мужлан Хозе, ветренный циник Пинкертон, романтичный, но полный внутренней силы Ленский, многоликий (по мере действия) и все-таки наивный Гофман. Для каждого образа — свои пластические решения, свой звук (уж «французского» Мавлянова с «итальянским» точно не спутать). Инфантильный разгильдяй Рудольф, не имеющий сил ни удержать, ни спасти предмет любви, также имеет свой голос и набор актерских придумок, расписывать которые бесполезно. Во-первых, это надо видеть, во-вторых, в следующий раз Нажмиддин что-то изменит, сыграв и спев чуть по-другому. Любители сахарноголосых Рудольфов отдыхают — спинтовый голос Нажмиддина Мавлянова не похож на мурлыкание лирических теноров, при этом легко расправляется с верхними нотами и фигурно выводит распевы, а на ошеломляющих форте, от которых звенят перекрытия зала, заставляет поверить, что крепкий вариант Рудольфа — предпочтительный.

Обычно я смотрю на сцены проявления нежных чувств между оперными героями сквозь пальцы, как на условность — главное, чтобы чувства звучали в голосе. Но здесь во втором действии Мими и Рудольф не оставляли сомнения в только что зародившемся между ними чувстве. Жесты, взгляды, знаки внимания друг другу были естественны и не прекращались даже когда фокус действия был на Марселе и Мюзетте. Что сказать — высочайший про­фесси­онализм артистов.

Мюзетта Мария Пахарь, на мой личный вкус, резковата на верхних нотах в вальсе, но подобный нюанс у разных певиц в этом номере встречается настолько часто, что его можно отнести к традициям исполнения. В остальном Мюзетта хороша вокально и чудо как хороше актерски.

Эпицентром эксцентрики стал Шонар — Дмитрий Степанович. Я бы даже сказал, что с эксцентрикой местами был перебор — это касается и слишком громкого пения, и излишне размашистых жестов, и странных перемещений подскоками через передний план в начале IV действия.

С другим Шонаром за эксцентрику обычно отвечает Колен, но в этот раз Роман Улыбин, возможно, уловив перебор с «жирностью» игры Шонара, отдал первенство и сделал Колена более медитативным. Но маленький сольный номер «Vecchia zimarra senti» прозвучал с той же непередаваемой горечью в интонациях, за которую я особенно ценю Колена в исполнении Романа Улыбина.

Не могу не отметить ветерана театра, Владимира Свистова, сначала выходящего развязным волокитой Бенуа, а через положенный срок — сладострастным Альциндором, покорно страдающим от выходок Мюзетты. Два ярких образа и впечатляюще перевоплощение.

Отлично звучал оркестр. Когда на сцене голосистые солисты можно развернуться с динамикой, и Феликс Коробов довел драматические моменты до ошеломляющей силы воздействия.

Спектакль начался с казуса — после открывающего действие пролета голубей один из них не захотел оставаться за кулисами, а вернулся в зал и в первом действии перелетал между балконами осветителей. А зеркальный финальный вылет голубей уже не был слышен за овацией. Благодаря выигрышной постановке спектакль всегда оставляет приятное впечатление, но в этот раз мастерство артистов и музыкантов создало одну из самых удачных «Богем», которые я слышал в МАМТе. Спасибо всем!

Похожие темы

«Богеме» в МАМТ – 20 лет!

Одному из старейший московских спектаклей, «Богеме» в МАМТ, исполнилось 20 лет. В сегодняшнем спектакле было сразу три дебюта...

«Итальянка в Алжире» на «Золотой маске»

Постановка и исполнители настолько хороши, что билеты на этот спектакль МАМТа я покупаю по мере их появления в продаже, не дожидаясь составов. За время, прошедшее с премьеры, пропустил только два спектакля

Наталья Петрожицкая – Сцена письма

Похоже, с сегодняшего дня мне определенно есть что ответить на вопрос об идеальной сцене письма. Конечно, это не акустическое исполнение