«Евгений Онегин» в Большом: перезагрузка

После короткой паузы на Новой сцене Большого театра вновь дают «Евгения Онегина». Недавно известие о снятии спектакля наделало немало шума, но вскоре Большой изменил планы, объявив о скором возобновлении показов. Дмитрий Черняков, чей график, как говорили в прессе, плотно расписан на ближайшие несколько лет, оперативно нашел время приехать в Москву для реставрации своего спектакля.

Почему Большой театр поменял решение с порывистостью, столь несвойственной его огромному и обычно инертному механизму? Можно предположить. К «Евгению Онегину» Чайковского, без малейшей натяжки, применимо фанфарное определение «культовая русская опера». Произведение такого ранга на сцене Большого театра, во-первых, должно быть обязательно, а во вторых, должно быть в каком-то особом, знаковом виде, освященном известными именами. То есть сняв «Евгения Онегина» из репертуара, его придется вскоре вновь вернуть, поставив как-то необыкновенно помпезно. Большое, сложное дело. И тут даже не столь важно, что, как на днях со сцены МАМТ говорил герой другой русской оперы: «для дел больших большие деньги надобны». Нужны, прежде всего, раскрученные имена постановщиков. Главный театр страны должен блюсти статус, а доверить постановку «Евгения Онегина» в Большом не примель­кавшемуся в новостях творцу — это как лорду явиться на заседание Палаты в растянутом свитере с оленями.

Органи­зационные ли, финансовые ли трудности стали основной причиной — не столь существенно (хотя, понимаю, для многих потребителей желтого и жареного — крайне интересно). Куда важнее понять главное: решение Большого театра сохранить имеющийся спектакль было продиктовано доходчивыми практическими соображениями. К тому же имеющийся спектакль удовлетворял одному из основных критериев — он поставлен Дмитрием Черняковым, самым известным в мире современным театральным режиссером российского происхождения. Именно этот спектакль Большой театр регулярно выгуливал на гастроли, сделав фактически своей визитной карточкой. С медийным потенциалом все в порядке еще и потому что имя режиссера сочетается со скандалом, как бекон с яичницей, и любое публичное упоминание неотвратимо порождает исступленную агрессию по обе стороны жирной красной черты, делящей театралов на два непримиримых лагеря, для которых Черняков давно стал символом и знаменем.

Тем, для кого театр — действие на сцене, а не скандалы в сми, куда интереснее другое. В своих постановках Черняков болезненно щепетилен в подборе артистов, которых сам отбирает и утверждает на роли, лично рассказывая концепцию и обучая рисунку роли. Поэтому реставрация спектакля — прежде всего, не подкрашивание массивных и детальных декораций, а ввод новых исполнителей на главные роли. По этой причине в первом спектакле было беспрецедентное количество дебютов — сразу пять, во всех значимых партиях. Что и привело меня в зал Новой сцены Большого театра на первый спектакль после обновления, показанный 6 ноября.

«Евгений Онегин» — опера, в которой главным героем может стать любой из исполнителей главных партий. Больше всего шансов дается Татьяне и Онегину — здесь возможно здоровое спортивное соперничество до последних тактов. Но история знает случаи, когда лавры достаются Ленскому. Здесь задача чрезвычайно сложна — спеть так, чтобы на следующие две картины погрузить публику в неутихающую скорбь по безвременно ушедшему поэту. На выдающееся исполнение Ленского специально приходили и восторженные сыры, и надменные ценители теноров — тогда после арии в зале начинается заметное движение на выход, чтобы в буфете предаться обсуждению выступления кумира и вернуться на поклоны. В особо печальных случаях главным героем может стать и Гремин — эта роль-ария всегда находит отклик у слушателей, но из-за небольшого объема все-таки должна оставаться в тени остальных героев. У Ольги практически нет шансов потягаться за первенство, но роль объемна, не лишена драматизма и по-своему выигрышна, поскольку нарисована Чайковским с большим потенциалом для интерпретации. Как уже было сказано, во всех перечисленных пяти ролях на сцену вышли вновь введенные в постановку исполнители. О них и пойдет рассказ.

Онегина в исполнении Андрея Жилиховского я уже слышал. Это был день, когда еще никому не известный в Москве певец из Михайловского театра вышел на концерте-презентации новых имен Молодежной оперной программы — на ту же Новую сцену Большого театра. Тогда он пел, если память не подводит, Болконского, Зургу и финальную сцену из «Евгения Онегина», оставив приятное впечатление красивым обертонистым тембром. С тех пор прошло три года, за которые певец стал солистом Большого театра, из объемных ролей исполнив последовательно Марселя в «Богеме», Гульельмо в «Кози» и Альмавиву в «Свадьбе Фигаро». Этот сезон стал для Андрея Жилиховского дебютным в знаковых партиях русского репертуара на сцене Большого. Сначала Роберт в «Иоланте», через несколько дней — титульная роль в «Евгении Онегине». Певец сохранил яркость молодого баритона и взрывной темперамент, умножив природный дар на професси­онализм, который дали ему обучение в Молодежной программе, и сценический опыт. В распоряжении Андрея Жилиховского все мыслимые вокальные козыри — исключительной красоты голос впечатляющего диапазона и полетности, которые в полной мере раскрыла великолепная вокальная школа. Не менее важно необходимое сейчас в опере тонкое чувство стиля, позволяющее принципиально по-разному звучать в произведениях классицизма и романтизма. Но, что, пожалуй, главное — певец в совершенстве владеет выделкой фраз, создающей характер героя. В помине нет ученической вокализации — абсолютно зрелая работа молодого мастера. В общем, здесь никаких сюрпризов — титульная роль в этом спектакле по сумме впечатлений стала и главной.

Слушателям можно лишь догадываться сколько капканов поджидает певца, готовящего партию Ленского. Казалось бы, она не представляет технических сложностей, ибо диапазон и тесситура хорошо подходят молодым тенорам — это вообще единственная главная роль, написанная Чайковским для легкого тенора. Но простота обманчива. С одной стороны, партия обросла бегемотьей кожей штампов, на которые у опытных слушателей уже оскомина. С другой стороны, количество расставленных автором обязательных для исполнения оттенков дает певцу возможность петь эту партию всю жизнь, не прекращая совер­шенство­ваться в исполнении.

Арию Ленского в исполнении Богдана Волкова мне уже приходилось слышать, но это были лишь наброски к партии. Теперь можно говорить, что певец нашел фарватер между накоп­ленными историей клише, и в спектакле, о котором идет речь, Ленский прозвучал задорно, ясно и не был отягощен ассоциациями с уже когда-то слышанным. Волей режессера в спектакле партия Ленского увеличена на куплеты Трике, в которых приятно удивило чувство меры певца, умение «быть другим» и способность выполнять сложные манипуляции реквизитом без ущерба для звукоизвлечения и звуковедения.

Имя Асмик Григорян часто звучит в прессе. Так, недавно Владимир Федосеев сетовал, что не получилось пригласить певицу в «Иоланту», которую он начинал ставить в Большом театре. Премьера показала, что в Большом театре есть крепкие лирические сопрано, а следовательно — есть Иоланты и Татьяны. Тем не менее, Асмик Григорян, спев два года назад премьеру «Евгения Онегина» Василия Бархатова в Михайловском театре, попала и в онегинскую обойму Чернякова. В том, что касается вокала, могу практически слово в слово повторить свои наблюдения полуторагодичной давности: большой голос, полновесный звук с внушительным нижним регистром и уверенными верхними нотами. Минусы те же — не фатальны, но существенны: приблизительный ритм (тенденция к передерживанию нот, неточное удержание пауз) и неважная дикция, когда согласные приносятся в жертву красивому легато, а гласные меняют форму. Соглашаться со мной или нет — вот небольшой фрагмент сцены письма, судите сами.

Асмик Григорян – Сцена письма (фрагмент), 6 ноября 2015

В том, что касается актерского решения роли, Асмик Григорян была поистине блистательна — оторвать от нее бинокль было невозможно, настолько цельной получилась Татьяна, настолько грациозны и естественны были ее порывы, достоверно сыграть которые удавалось не всем и не всегда. В постижении режиссерских задач певица, пожалуй, превзошла всех дебютантов в этом спектакле.

Еще одна выпускница Молодежной программы — Юлия Мазурова в роли Ольги. Певице с высоким меццо чистого тембра одинаково здорово удается Дорабелла в «Так поступают все» и Федор в «Борисе Годунове». Будь это «Евгений Онегин» с традиционной трактовкой образов, ее Ольга бы вписалась идеально. Но у по Чернякову Ольга — стервозная психопатка, ужасно раздраженная тем, что все ее зовут ребенком. И здесь для создания истерического напора чуть не хватило звучности в нижнем регистре и ощутимо — стервозности в навязанном режиссером образе. Что, впрочем, не омрачает вполне удачный дебют певицы, за про­фесси­ональным ростом которой я с интересом слежу с того дня, когда впервые услышал ее все в том же концерте Молодежной программы три года назад.

Роль Гремина у Чернякова также имеет соответствующий манере режиссера подтекст, но внешне образ не столь сильно отличается от привычного с детства. Ровный бас, особенно сочный на нижних нотах, не просто спел знаменитую арию, а с достоинством хозяина положения рассказал целую историю. Вячеслав Почапский нашел удачный компромисс между флегматичным наблюдателем за отношениями жены с внезапно нагрянувшим из прошлого ухажером и искренне любящим мужем, терпеливо уважающим жену, чьи манеры не столь аристократичны, как об этом поет хор — в трактовке Чернякова Татьяна больше похожа на даму полусвета, вытащившую счастливый билет.

Возвращение спектакля стало и возвращением за дирижерский пульт Александра Ведерникова. На спектаклях этой постановки в последние годы с разными дирижерами приходилось слышать разный, и не всегда радостный, музыкальный уровень. Но если с оперным дыханием музыки и балансом инструментов все на этот раз было благополучно, то не крими­нальные, но частые расхождения оркестра с хором и солистами все так же портили впечатление от музыки в хоре «вайну-вайну», сцене письма, хоре на балу у Лариных, фрагменте арии Гремина, где герой проходит вдоль дальней от дирижера стороны стола. Может, я, конечно, придираюсь, потому что всегда жду от оркестра Большого театра соответствующего качества игры, но так или иначе, впечатления блеска обновленного спектакля вокально-музыкальный синтез не оставил.

Ну и, наконец, пришло время обозначить позицию автора этих строк относительно постановки. Меня угнетают спектакли Чернякова — даже в видеозаписях. Послевкусие подобно ощущениям от разговора с сильно закомплексованным человеком, навязывающим свои проблемы и высасывающим энергию в процессе общения.

Всегда неловко за многочисленных адептов, не боящихся вслух считать, что «Евгений Онегин» Чернякова поставлен в точном соответствии Чайковскому (или Пушкину — тут мнения «экспертов» расходятся). Услышав такое утверждение — не верьте на слово, не верьте надерганным из контекста цитатам Пушкина. Не поленитесь открыть партитуру с ремарками композитора и еще раз переслушать любимую запись — чтобы искренне восхититься отточенным до совершенства умением бойцов черняковского легиона добровольно быть слепыми и глухими.

К изюму постановки причисляют правдивое изображение нравов провинциального и столичного света. Цитирую одного интеллектуала: «Ну как он быдло протащил! Вот оно и беснуется против Чернякова». Но психоло­гичность, импонирующая любителям черняковских прочтений, — скорее, объект не для бесед в театральных кулуарах, а для пристального внимания специалистов по патологиям психики. На каждого героя можно вешать табличку с диагнозом: маниакально-депрессивный психоз невротички Татьяны, эндокринная истеричность и агрессия Ольги, не говоря уже об общем месте — кочующем из постановки в постановку алкоголизме Лариной. В качестве социального цемента — кровожадный цинизм окружения.

Не вдаваясь в детали, очень простой вопрос: вот надо все это вывернутое наружу ароматное великолепие изнанки жизни человеку, пришедшему на оперу «Евгений Онегин» Петра Ильича Чайковского? Неужели кому-то приятно наблюдать за тем, как хороших артистов, пользуясь их полной про­фесси­ональной зависимостью, выставляют на сцене придурками — без малейшего повода со стороны музыки? Рискну предположить, что психически здоровому индивидууму гораздо приятнее и интереснее погружаться в драму возвышенных романтических отношений, чем три часа наблюдать за самовыражением режиссера, у которого любовь мужчины и женщины — лишь забавный казус и повод для циничного осмеяния.

Осознавая мизерность шансов, все же мечтаю услышать и увидеть этот же состав артистов на сцене Большого театра в постановке, более располагающей к катарсису.

Похожие темы

Благие намерения, или Медведь на поле для гольфа

Гений Чайковского восторжествовал только к концу спектакля и исключительно благодаря героическим усилиям солистов и хора

«Трубадур» в Михайловском театре

Когда стало ясно, что мне судьбой предназначено увидеть этот спектакль, я решил заранее подготовиться, купил лицензионный диск этого спектакля, сыгранного в «Ла Монне», и внимательно изучил постановку на видео

«Князь Игорь» Мити в Мете — видеовпечатления

Домучил видеоверсию черняковского «Князя Игоря». Нынче режиссеры стараются поразвлечь публику. Не давать певцам собрать на себя внимание зала в ариях. Не прекращать «движуху» на сцене. И боже упаси оставлять увертюру без видеоряда.

Премьера оперы «Евгений Онегин» в Михайловском театре

Год назад, заняв кресло руководителя оперной труппы Михайловского театра, Василий Бархатов высказал предложение: хорошо бы каждый год ставить «Евгения Онегина». И ведь правда — не успела публика перевести дух