Музыка Леоша Яначека обладает уникальным вкусом — народный исходный материал расфасован в разговорную фразировку «имени XX века» с повторами коротких мотивов — как нараспев, смакуя слова, рассказывают сказки. Такое сочетание особенно хорошо подавать с не вполне реальным сюжетом, в котором должна быть если не полная сказочность, то уж точно — небольшая сумасшедшинка. «Лиса-плутовка» в этом смысле, наверное, идеальный случай. Камерный музыкальный театр имени Б. А. Покровского взял для постановки, соответственно, камерную версию оперы, созданную Джонатаном Давом — композитором, известным камерными аранжировками, среди которых имеется и вагнеровское «Кольцо». Для полноты представления остается добавить, что дирижером-постановщиком выступил Геннадий Рождественский, чья способность дерзко интерпретировать партитуры давно стала легендарной.
Но при всем интересе к музыкальной стороне «Лисы-плутовки», да не обидятся на меня композиторы и музыканты, в этот театр я прихожу, прежде всего, на режиссеров. Оправданием мне — воля Бориса Александровича, создавшего свой театр как режиссерский. Здесь позволю отступление по горячим следам. В связи с только что отзвучавшей в Большом премьерой «Иоланты», в прессе предсказуемо участилось до невыносимости высказывание известного общего места: оперу должен ставить оперный режиссер. Потрясающе убедительно, не правда ли? Но давайте хорошенько разогнем пальцы — в том смысле, что так их затем удобнее загибать обратно. И подсчитаем признанных оперных режиссеров, работающих в российских театрах. На двух руках пальцев должно хватить — негусто. При этом практически у каждого из них есть «свой» театр, где на радость зрителям кипит творческий процесс, из домашнего уюта которого режиссера еще надо ухитриться выманить в чужую вотчину.
Один из тех, кого без сомнений можно отнести к признанным постановщикам оперы — главный режиссер Камерного музыкального театра имени Б.А. Покровского Михаил Кисляров. Музыкальность, чувство стиля и дозированная смелость делают его одним из моих любимых режиссеров. Перед началом спектакля я заглянул в кассы чтобы купить билет на его «Холстомера» — уже в какой-то там раз, что говорит само за себя. Отличительная черта режиссерского почерка Кислярова — постановки сотканы из сложной хореографии. Это может быть классический парный танец, кордебалет, сотрудничество с музыкальной драматургией, пластическая иллюстрация чувств и отношений, имитация пластики животных,… Остается лишь догадываться сколько труда вкладывает режиссер, выступающий одновременно хореографом, прорабатывая мизансцены и сколько работают артисты для того, чтобы с убеждающей легкостью реализовать замысел перед залом. В общем, не в обиду Яначеку, я пришел, в первую очередь, «на Кислярова». И сполна получил то, чего ждал.
Режиссер сделал сюрреальное действие продолжением жизни. Сцена задолго до начала спектакля встречает зрителей обстановкой трактира. Людно, звучит музыка, посетители танцуют или выпивают в баре, расположенном у одной из боковых стен — практически в зрительном зале. И тут лесничий…
Экспозиция перед третьим звонком
Кажется, пришла пора обнародовать важное замечание: «Лисичка-плутовка», как бы сказать… не вполне детская опера. Адаптировать ее для школьного возраста можно — как можно адаптировать, например, масонские символы в сюжете «Волшебной флейты», но сказать, что Яначек предназначал произведение детям — вот чтобы «да», так нет. Конечно, современные дети в том, что им запрещают, все чаще дают фору родителям. Вот только стоит ли форсировать процесс взросления? Сюжетом оперы предусмотрены: недвусмысленный намек на спаривание (в том числе межвидовое), стимулированная беременностью свадьба, использование барсучьей норы в качестве… Ой, давайте лучше просто договоримся: эта опера не для детей. И вернемся к чинной беседе об искусстве.
При всех физиологизмах «Лиса-плутовка» — одна из самых романтичных опер. Душещипательности не мешает ни разорванность сюжета во времени, ни его вопиющая условность, которую особо упертые ценители реализма в искусстве склонны квалифицировать как бредовость. Но вспомним, что именно с такой историей музыка Яначека сочетается особенно вкусно. Достаточно отдаться музыке — и действие приобретет незыблемую естественность.
Сценография спектакля, созданная Асей Мухиной, подчеркнуто криволинейна.
Холм на сцене позволяет располагать действие на нескольких ярусах или просто эффектно скатываться с горки. С учетом динамичности действия, за время спектакля артисты с легкостью набегают по холму на небольшое горное восхождение, а неоднократно ловко забираясь в расположенную на холме лисью нору — сдают на спелеологический разряд. Обтекаемые конструкции, вызывающие стоматологические ассоциации, трансформируются из предметов мебели в диковинные цветы и обратно.
Из костюмов, на мой личный вкус, удались облачения главных героев — Остроушки и Златогривека, а также одежды людей. Не то чтобы я чопорный ретроград, но некоторые решения художника по костюмам Вани Боудена показались мне балансирующими на грани хорошего вкуса. Парад костюмов — вторая картина, в которой обязательно появятся параллели с незабвенным «Скотным двором» Оруэлла, написанным два десятилетия спустя после оперы Яначека. Отношения людей переплетаются с отношениями животных. Причем, жизнь животных заметно ярче, и ярче соответствующие аллюзии — например, куры видят себя лебедями. Живительный юмор нужен любой опере, и картина на дворе призвана его обеспечить.
Куры-лебеди. Хохлатка – Наталья Риттер
Мизансцены радуют непринужденностью, с которой режиссер оперирует пространством зала. Два, пять, десять — не важно сколько действующих лиц — сцена ощущается полностью охваченной действием, при этом — без суеты, несмотря на лисью прыть персонажей. Активно задействованная авансцена и незарастающая тропа к уже упоминавшемуся бару объединяют в единый мир сцену и зрительный зал — подобное слияние вообще относится к приметам камерного театра.
Светом (художник по свету Владимир Ивакин) удачно решаются настенные проекции, в нескольких сценах — острая фокусировка (появление лисенка во сне) и придание действию силуэтности. Но в ряде сцен было впечатление, что требуемые световые установки просто не включились — долгими минутами артисты произносили свои реплики в полутьме, скрадывавшей не только мимику, но и жесты, из-за чего сценическое действие проседало.
Артисты играли и пели от души. Конечно, во многом спектакль состоялся благодаря поразительной пластичности и подвижности главной героини в исполнении Александры Мартыновой. На том же уровне убедительности — переживания Лесничего, достоверно сыгранного и звучно спетого Романом Шевчуком.
Остальные роли, не всегда ровные по вокалу, были сыграны на высоком уровне. Из героев второго плана особенно запомнился Алексей Прокопьев, сделавший браконьера Гарашту неотразимо обаятельным. В мимической роли Тербинки спектакль украсила Уна Ягер, артистка чешского «Театра в полях». Очаровательны и умильны были участники детской хоровой группы театра — дети Остроушки, в которых в финале находит продолжение история.
Внятность постановки и узнаваемость героев иллюстрирует субъективный пример. Когда в антракте по просьбе знакомой, не прочитавшей либретто, я начал рассказывать содержание первого отделения (1 и 2 действия оперы), выяснилось, что знакомая, разобрав далеко не весь текст, практически всё поняла со сцены — характеры персонажей, их отношения и происходящие события. В общем, да — действительно трудно было не понять.
Ввиду специфики сюжета и музыки (нет памятных мелодий, нет номерной структуры – привет, XX век), спектакль вряд ли можно рекомендовать самому широкому кругу желающих приятно провести время. Но, внимательно прочитав все «но», изложенные выше, наверное, все-таки стоит самостоятельно оценить эту премьеру Камерного музыкального театра имени Б. А. Покровского. А я, тем временем, собираюсь послушать еще одну постановку этой же оперы Леоша Яначека, идущую в ДМТ имени Н. И. Сац под титулом «Лисичка. Любовь». Тогда, чтобы поделиться впечатлениями, встретимся вновь в этом лесу.
Добавить комментарий