Рахманинов — что называется, «мой» композитор, романсы которого почитаю за одно из чудес света. Камерная по формату опера «Алеко», написанная юным Рахманиновым, замечательна своим отнюдь не камерным величием. Поэтому не мог пропустить вечер, в котором романсы в первом отделении сочетались с «Алеко» во втором. Ведущий Михаил Сегельман обозначил мероприятие не вполне благозвучным на мой слух словом «копродукция» — это был один из этапов IV фестиваля вокально-хоровой музыки имени Виктора Попова, приуроченного к 80-летию со дня рождения педагога. В концерте приняли участие нынешние воспитанники и выпускники АХИ.
Романсы исполнили солисты АХИ: Елена Галицкая, сопрано (ф-но Александр Покидченко), Родион Васенькин, бас (ф-но Людмила Курицкая, заменившая указанного в афише Дмитрия Сибирцева), меццо-сопрано Валентина Гофер и тенор Тимофей Дубовицкий (ф-но Любовь Венжик). В мою компетенцию не входит разбор голосов юных солистов — у них на это есть преподаватели. Поэтому ограничусь репортажной констатацией — спели.
«Алеко» давали в некоем концептуальном полусценическом исполнении, ответственность за которое взял на себя Денис Азаров — один из режиссеров КМТ, также работавший, в частности, с Серебренниковым над печально известным «Золотым петушком» в Большом театре. В данном случае происходящий на сцене кровавый авангардный перфоманс имел примерно такое же отношение к Рахманинову, как, скажем, концерт Бориса Моисеева к ансамблю имени Игоря Моисеева. Народ в зале возмущался и уходил. А я таки остался, воспользовавшись парой лазеек. Во-первых, сценическое пространство было гуманно поделено пополам: в правой части происходило исполнение оперы, в левой — то самое мутное пластико-графическое чумазое безобразие. То есть можно было с минимальными потерями для нервной системы сосредоточиться на правой стороне. Правда, проблемой оставалось чтение Пушкина, беспардонно прерывавшее музыку Рахманинова. Но ведь было еще и собственно исполнение.
Удач было четыре. Очень хорош был хор. В «Алеко» хоры играют значительную роль, продолжая традицию русских опер при помощи хоровых сцен выводить народ (в данном случае — цыган), как одно из главных действующих лиц. И хор был красив и убедителен. Вторая удача — выпускник АХИ, а ныне солист Новой Оперы Дмитрий Орлов, исполнивший титульную партию. Ария Алеко была спета здорово, с душой и венчалась дружными продолжительными аплодисментами. Третья удача и личное открытие — Александр Безруков, богатым басом с профундовыми обертонами спевший Старого Цыгана.
Но главная удача — стержень и гвоздь этого исполнения — потрясной выразительности игра оркестра под руководством Яна Латама-Кенига. Подарив московским вагнерианцам качественного Вагнера, создав особую по эмоциональному воздействию трактовку «Трубадура» и сумев интересно подать, казалось бы игранную-переигранную «Свадьбу Фигаро», Ян Латам-Кениг сумел проявить волшебство музыки Рахманинова, имеющей выраженные (и, казалось бы, чуждые дирижеру) народные корни. Лихость и чувственность Женской и Мужской плясок зашкаливали — при том, что, несмотря на драйв, баланс в оркестре соблюдался неукоснительно. Соло кларнета было виртуозно, смычки легки, быстры и слаженны, медь не шла вразнос, а, напротив, красивым звуком окаймляла танцевальный разгул. Аутентичное цыганское исполнение, в котором ни на йоту не было цыганщины.
Добавить комментарий