В январе «Богеме» Александра Тителя стукнет двадцатник. Поверить в это невозможно — я, конечно, величаю постановку «московской классикой», но не за возраст, а из восхищения истинно оперным решением задач постановщиками. Спектакль, подобно змее, регулярно сбрасывает старую кожу, становясь еще краше — как бывает когда к самоиграющей постановке добавляется индивидуальность артистов. С «Богемы» в МАМТ я часто выхожу с подозрением, что только что завершившийся спектакль был лучшим из всех, что я видел в этой постановке — обман чувств, знакомый театралам. Но сегодня это ощущение мне кажется объективным, как никогда.
«Богема» с Феликсом Коробовым — всегда событие, и каждый раз — свежее. Сегодня он вел спектакль необыкновенно мягко, сохранив присущую его стилю эмоциональность. Я слышал более точные, более прозрачные «Богемы», чем в МАМТ, но нигде не слышал «Богему» теплее и искреннее. Молодость спектакля — во многом заслуга дирижера, разгадывающего в музыке адекватное воплощение молодости героев.
Не буду говорить, что Наталья Петрожицкая была необыкновенно хороша. Наталья всегда необыкновенна, всегда хороша. Просто это был её спекталь — ведь Мими в «Богеме» решает всё. Публика была покорена с момента выхода Мими. Полутона рождающегося чувства и неожиданно светлое отчаяние расставания. Драматическая мощь голоса и трепетные пиано. В финале в зал опустилась гробовая тишина, было слышно, как хлюпают соседи — в общем, чистая победа артистки над повседневной серостью, от которой люди сбегают в театр. Наталья была главной героиней и для оркестра, в сценах Мими звучавшего, подобно преданному кавалеру, — с эксклюзивной любовью и непередаваемой лаской, чутко предугадывая каждое движение брови певицы.
Страшно представить, как в этой истории на фоне такой Мими низко пало бы значение Рудольфа, если бы на сцене в этой роли, требующей многоликого вокала и непрерывно натянутого нерва, вышел не Нажмиддин Мавлянов, а кто-то другой. Артистизм и темперамент певца были конгениальны потрясающей Мими. Страсть осенила даже сцены, на которых обычно можно выдохнуть — так, одной из самых выразительных получилась небольшая тихая сцена сбора в «Момюс», предваряющая кульминацию дуэта первого действия, где в пиано, обращенных к Мими, голос Нажмиддина был удивительно красноречив. В каждой сцене казалось, что предельный накал достигнут — и в каждой последующей Рудольф добавлял еще и еще, создавая ощущение безграничности эмоционального потенциала и запаса прочности голоса.
Для полноты счастья при таких протагонистах нужна еще достойная Мюзетта — и Ирина Ващенко была шикарна настолько, что в сцене вальса, где музыкой не предусмотрены паузы, дважды спонтанно вспыхивали аплодисменты. Компания друзей доставила удовольствие сплоченной игрой и ровным вокальным уровнем. Марсель Дмитрия Зуева был звучен и артистичен. Бесконечное легато Дениса Макарова создало впечатление, что Колен попрощался с плащом на одном выдохе. Андрей Батуркин неподражаем даже в сравнительно небольшой роли Шонара — красивым звуком, артистизмом и чуткой игрой в команде, подобно не самому заметному, но конструктивно незаменимому винтику. Узнаваемость Владимира Свистова не оставляет сомнения, что Альциндор — это псевдоним Бенуа, прогуливающего деньги жильцов, волочась за их бывшими пассиями. Парпиньоль — вроде бы совсем крошечная роль, но у Томаса Баума она ярка и красочна, как продаваемые его героем игрушки.
Не обошлось и без милых шалостей Призрака Оперы, подобно родинкам придавшим спектаклю индивидуальность. В первом действии реализм сцене в мансарде придали внезапно вернувшиеся голуби. Во втором действии бутафорский фрукт, брошенный Мюзеттой в Марселя, скатился в оркестровую яму и упал точно на литавру, а в четвертом действии поворотный круг немного проскочил, тихонько вернувшись на место уже по ходу событий.
Все это я к чему? Просто сегодня на выходе из театра, пребывая в растрепанных светлых чувствах, вновь скорбя по Мими, не убереженной юными разгильдяями, захотелось сказать растроганное и простоватое — СПАСИБО! — всем, кто создавал этот спектакль двадцать лет назад и всем, кто сегодня материализовал еще одну его неповторимую инкарнацию, щедро одарив зал своей энергией. Многая лета вечно молодой «Богеме с голубями» —в двадцать лет жизнь только начинается!
Добавить комментарий