В оперном пантеоне есть исполнители, чьими голосами российским слушателям приходится восхищаться или по записям, или в полуформатных концертах. До недавнего времени одной из таких певиц была Ольга Перетятько. Публика устраивала ей овации на концертах в Московской филармонии и консерватории, на гала-концерте фестиваля «Вдохновение», но увидеть и услышать на большой сцене оперную роль в исполнении певицы у автора этих строк не получалось. В этом смысле «Травиата» на новой сцене Мариинского театра должна была стать моментом истины — роль Виолетты вокально многогранна и безгранична с точки зрения возможностей интерпретации образа.
Однозначного предчувствия триумфального события не было — в свое время я слышал запись «Пуритан» из Метрополитен-оперы, и вопросов к певшей Эльвиру Ольге Перетятько по стилю, технике и даже интонированию было предостаточно. Но «Пуритане» — вершина бельканто, а «Травиата», при рудиментарных остатках бельканто в структуре и музыке, — совсем другого сада фрукт. Коварный не столько технически, сколько необходимостью быть лирико-трагической героиней, воплощая полный спектр эмоций — от снисходительности к пылкому юноше до самопожертвования ради счастья его семьи. И, конечно, быть убедительной в третьем действии, фактически полностью представляющем сцену смерти на глазах у зала, в которой умирающей героине прежде, чем обрести покой, вынь-да-положь необходимо спеть арию, дуэт и ансамбль.
Героиня у Ольги Перетятько получилась превосходная — такая, что мурашки по спине и слезы на глаза. В характере Виолетты стальная твердость соседствовала с ранимой нежностью, кураж Sempre libera — c беспросветным отчаянием при чтении письма Жермона. Роль была отмечена вкусом — певица, наполняя образ эмоциями, нигде не перехлестывала через край, что при изображении вердиевских страстей случается даже у опытных артистов.
Вокальная сторона также была вполне благополучна — ровный, округлый звук с трепетным вибрато и безупречными филировками, богатая палитра красок для каждого эмоционального состояния, точное соотнесение объема зала и возможностей голоса. Особенно впечатлило редкое умение творчески осмысливать фразы, расставляя смысловые акценты легкой агогикой даже в технически сложных фрагментах. Голос Ольги Перетятько и ее образ Виолетты находились в гармонии — на сцене предстала не кукла-примадонна, но певица, вложившая душу в свою героиню.
Искать недостатки в подобном исполнении — занятие для снобов и, поскольку все упертые любители оперы — в той или иной степени снобы, позволю себе. Чуть-чуть. Мне показалось, что в «E strano» певице местами не хватало дыхания, приходилось чуть недопевать или перехватывать — все-таки Верди в смысле длины певческих фраз писал арии коварно. На фиоритурах между повторами «Sempre libera» были ритмические нестыковки с отставанием от оркестра, а в финальной каденции оркестр, напротив, запоздал с поддержкой последней ноты — было впечатление, что дирижер оставил время на фермату, которой не случилось. Не было вставной верхней ноты в «Sempre libera» — но в этом спектакле, как и на премьере, вставные ноты не пели ни Виолетта, ни Альфред, что наводит на мысль о соответствующем указании музыкального руководителя постановки Валерия Гергиева, решившего обойтись без «вставных челюстей» в музыке.
Кстати о музыкальном руководителе — в этот вечер, как и на премьере, он стоял за пультом и вел оркестр слаженно, интересно в плане темпов, но по динамике как-то больше для певцов, чем для слушателей в зале. Тихие фрагменты приходилось домысливать по памяти — благо, «Травиата» относится к операм, которые многие знают наизусть и могут по руке дирижера сами себе напеть, скажем, «пум-ба-па, пум-ба-па» в начале «Parigi, o cara». Несмотря на это блюдо «Травиата по-гергиевски» получилось вкусным и по-своему изысканным.
Альфреда пел Евгений Ахмедов — впервые встретил его имя в программке. Культурный и приятный на слух лирический голос с хорошей кантиленой, которому (пока) не хватает объема и силы в эпизодах с плотной музыкой (кабалетта арии и сцена на балу у Флоры). Видимо, певца в спектакль вводили срочно — его имя появилось в афише театра лишь за пару недель, поэтому не буду придираться к вопиющей эскизности роли, крайне бледно смотревшейся на фоне полнокровного образа Виолетты.
Камертоном спектакля для меня служил Роман Бурденко — певец, которого я слышал в разных залах, в разных ролях и неплохо изучил его голос, удивительно сочетающий специфически баритоновую красоту, в полной мере раскрывшуюся в «Di Provenza», с умением быть бескомпромиссно брутальным. Неудивительно, что Виолетта в дуэте с таким Жоржем Жермоном через 20 минут пала, как крепость в осаде, а сын, оскорбив Виолетту, не на шутку испугался появления рассерженного отца.
Хор Мариинского театра, может, не блистал той слаженностью, что за два дня до того в «Хованщине», но, несмотря на небольшие расхождения, хоровые сцены, несомненно, украсили спектакль. Кроме цыганок, звучавших не как певицы хора, а как впервые встретившиеся солистки-студентки.
Прошлым летом, побывав на премьере этой «Травиаты» в Мариинском театре, я так и не собрался написать о ней. С одной стороны, вечная проблема — трудно выкроить время на любимое хобби, с другой — не понимал что, собственно, можно написать об этой постановке, преимущественно, состоящей из достоинств, но содержащей минимальное количество подтекстов, которые хотелось бы посмаковать. «Жизнь-карусель» в качестве несущей конструкции спектакля — эффектна и семантически оправдана. Кондовая правда жизни, вроде персонажей полусвета нюхающих кокаин, — не раздражает. Приступ уныния вызвало лишь краткое появление в сцене вакханалии вычурно одетого гермафродитного создания с бородой, обликом схожего с… помолчу-ка я — лучше сами посмотрите.
Постояв в окружении трех зловещего вида масок существо увлекло их за кулисы. Кто разгадал загадку — тот молодец, я — нет. Просто за последние годы в оперных постановках меня достали бородатые женщины и аллюзии на искрометную иронию в отношении религиозной символики.
По-моему, лучшая находка спектакля — плавание Жермона-старшего и Виолетты на лодке. Во-первых, это разнообразит огромный дуэт для тех, кому нужен оживляж (а это большинство оперной публики). Во-вторых, это прямая метафора того, что семья Жермонов оказалась в одной лодке с Виолеттой — и дав это почувствовать отец-Жермон выиграл психологическую схватку с Виолеттой, а режиссер — убедил в этом зрителей.
Что ж, подведу итог: событие — из разряда знаковых. Остается надеяться на неоднократное появление имени Ольги Перетятько в анонсах Мариинки, а если повезет — то и в афишах московских театров. Тогда и продолжим тему.
Добавить комментарий