Благие намерения, или Медведь на поле для гольфа

Автор: Александр Шварценштейн • 30 мая 2019 • 01:58

Дата: 17.05.2019

Место: Большой театр России, Историческая сцена

Состав:

Онегин – Игорь Головатенко
Татьяна – Анна Нечаева
Ленский – Алексей Неклюдов
Ольга – Алина Черташ
Ларина – Елена Зеленская
Филипьевна – Евгения Сегенюк
Гремин – Михаил Казаков
Ротный, Зарецкий – Валерий Гильманов
Трике – Иван Максимейко
Дирижер – Туган Сохиев

Евгений Онегин, премьера в Большом театре России, 17.05.2019

Прежде всего, от всего сердца хочу поблагодарить всех исполнителей! Практически все солисты оправдали большие ожидания, замечательный хор Большого театра — как всегда, на высоте.

С огромным интересом и волнением слушал Игоря Головатенко в заглавной партии. Очень красивый голос благородного тембра, масса обертонов, прекрасная дикция, аристократическая манера произношения, отточенная фразировка, умное пение. Зрелый, глубокий, выстраданный образ, убедительный и особенно яркий в двух последних сценах.

Татьяна Анны Нечаевой — цельный и незаурядный характер, в котором сочетаются наивность и ум, застенчивость и решительность, яркая искренность и чувство собственного достоинства. Вообще у Нечаевой на сцене всегда такое слияние с образом, что я даже не могу выделить какие-то отдельные компоненты ее вокала, поэтому обычно, когда рассказываю о ее героинях, меня потом спрашивают: «Ну, а пела-то как?». Так как всегда — настолько естественно, что не улавливаешь, как.

Красивый лирический тенор Алексея Неклюдова словно создан для партии Ленского. Помню, я был на его дебютном выступлении в этой партии в спектакле Новой оперы. Очень приятно и интересно наблюдать за творческим ростом певца в этой партии: с каждым разом всё больше обертонов в голосе, динамических штрихов в интерпретации, радует светлая романтическая трактовка и осмысленность каждой фразы.

Впервые слышал исполнительницу партии Ольги — Алину Черташ. Голос понравился — приятный свежий и сочный тембр, причем, весьма ровный на всем диапазоне. И девушка очень симпатичная и музыкальная. Пожалуй, пока чуть не хватает дыхания на длинных фразах, может быть, это от волнения или недостатка опыта… Совсем молодая еще, научится. Считаю, что дебют удался!

В Елене Зеленской я и не сомневался. Она спела Ларину добротно и с настроением. Очень люблю роскошный голос Евгении Сегенюк. С удовольствием послушал, как она спела очень важную партию няни Филиппьевны. Наслаждался звуком, и по-новому как-то даже слова услышал в этой партии. Голос у Михаила Казакова, который в этот вечер пел Гремина, тоже мой любимый, красивого тембра, и певец он, конечно, хороший, но его артикуляция, на мой взгляд, иногда слишком активна, он очень растягивает и даже немного «пережёвывает» некоторые гласные, что, как мне кажется, наносит ущерб как вокалу, так и создаваемому образу. Валерий Гильманов всегда заметен и органичен, не исключение и две небольшие партии в данном спектакле — Ротного и Зарецкого. Очень живые образы! Голосистый Иван Максимейко, на которого я уже давно обратил внимание, потому что он всегда с подъемом выступает, на этот раз вышел в небольшой партии мсье Трике. В немного неожиданной манере спел, чуть жестковато для этой партии, как мне показалось… Впрочем, возможно, это было указание постановщика…

Теперь перехожу к неприятной теме, которая и так у всех на устах — к постановке. Всё дело в том, что гений Чайковского, на мой взгляд, восторжествовал только к концу спектакля и исключительно благодаря героическим усилиям солистов и хора. И у меня сложилось такое впечатление, что вопреки стараниям постановочной группы. Я понимаю, что поставить «Евгения Онегина», который у всех на слуху, непросто, и что у режиссера Евгения Арье, видимо, были благие намерения. Но в итоге привели они к тому, что в заложниках у него, точнее, у его разыгравшейся фантазии, сначала оказались солисты, хор и миманс, а потом и зрители. Даже не припомню такого сильного разочарования. И дело тут не столько в нескольких эпизодах (ну, не таких уж и скандальных, мы еще и не то видели!), а, как мне представляется, в неверном общем подходе и недодуманной концепции. И в результате спектакль получился вторичным и каким-то аляповатым. Я долго думал, стоит ли о нем писать, и если да, то как… В итоге все же решил изложить мысли, которые мне пришли в голову по ходу действия. Подчеркиваю: конечно, это весьма субъективное мнение и восприятие — ведь у каждого свой Онегин.

Кстати, из истории вопроса. Насколько я помню, когда Чайковский написал оперу по пушкинскому роману в стихах, далеко не все были в восторге. Для многих весьма неожиданным оказался, например, выбор сцен из текста романа. Ну, например, по их мнению, эффектно могли бы выглядеть и картины светской жизни Онегина из первой главы, «подблюдны» песни из деревенского быта, сцены гадания Татьяны, конечно, ее чудный сон и много чего еще, что, казалось бы, так и просилось в оперу. Многих и тогда, и позже шокировала сама идея переноса романа на оперную сцену. Пожалуй, самую непримиримую и жесткую позицию по этому вопросу занимал писатель Владимир Набоков, считавший эту идею кощунственной. Но Чайковский написал своего «Онегина». Не менее гениального, но другого: не совсем такого, как у Пушкина. И с этим многие не могут смириться до сих пор. Вот и здесь режиссер решил, что в опере не хватает пушкинской иронии и сарказма. И решил их туда «насильно впихнуть» (другого слова не подберу) вопреки музыке… И добавить сцен и персонажей. Но жанр не тот. Роман — блистательная и многогранная квинтэссенция той жизни, а опера — например, в моем восприятии — элегия, переходящая в трагедию, написанная совсем в другом ключе, не случайно же Чайковский назвал ее «лирическими сценами». Краски другие — пастельные.

Как я понял, режиссер хотел подчеркнуть русскую душу Татьяны и у него изначально была сквозная линия, связанная с представителями животного мира деревни, но ее практическое воплощение оказалось столь неудачным, что в итоге ее сократили до минимума. Но и то, что осталось, скорее напоминало нелепую пародию. Аляповатость картинки совершенно не соответствовала музыке Чайковского — искренней и естественной. И это резкое несоответствие бросалось в глаза уже в первой сцене.

Ну, вспомните «Слыхали ль Вы…»А тут гигантская синтетическая поляна, сразу напомнившая мне безупречный английский газон из фильма режиссёра Питера Гринуэя «Контракт рисовальщика». Правда, вместо овец там были фигурки кур и гусей, а на горизонте — белая лошадь (как в «Лючии ди Ламмермур» в МАМТ, только неживая). Никаких следов дома и сада (Пушкин их неоднократно упоминает, а Чайковский напрямую указывает в ремарках) не было. Ну, ничего, подумал я, минимализм — это не самое страшное. Тем более, что в траве все-таки стояли и стол, и стулья, и стильная скамейка. И даже были качели, свисающие с самого неба — как в сне Грязного в «Царской невесте».

Большие вопросы у меня вызвала и вся «хореографическая» составляющая спектакля, хотя я, конечно, не специалист… Там тоже видимо, была сквозная линия (интересно, а в пятой картине — сцене дуэли — неужели тоже изначально планировалось что-то хореографическое?), от которой в итоге остались три танцевальных фрагмента, вызвавшие у меня неприятные чувства. Если в первой картине ярмарочное веселье с ряжеными по случаю праздника последнего снопа еще вполне допустимо (наверное, всё это должно было обозначать народный юмор и веселье, но, честно говоря, производило, скорее, какое-то дикое и отталкивающее впечатление, к тому же в этих уродливых костюмах артистам миманса крайне сложно было двигаться синхронно), то Онегин с медвежьей головой, танцующий под письмо Татьяны на этом уходящем за горизонт «поле для гольфа» — это уже явный перебор. Наверное, эта картинка будет преследовать меня в страшных снах. Крайне неприятное ощущение вызвал и полонез, в ходе которого мужчины изображали курение сигар, а женщины поправляли чулки на стульях. Такое впечатление, что постановщик мыслил в жанре мюзикла. Что опять-таки совершенно не соответствует музыке Чайковского.

Не понравилось мне и большинство костюмов (за исключением, пожалуй, платья Татьяны в двух последних картинах), сделанных, как мне показалось из какого-то блестящего искусственного материала, издалека выглядевшего дешево и грубовато. Женщины в ложе упоминали его название, но я не запомнил. И оттенки были какие-то неудачные — слишком яркие. Вызывающе выглядели костюмы крестьян в первой картине — ядовито-красного цвета, особенно сарафаны у женщин на голое тело. Неудачно был выбран цвет и для столичного бала — этот убитый синий сливался с полом. А уж ряженые! Одни в виде гусей, похожих то ли на динозавров с ужасно длинными белыми шеями и красными ногами, то ли на жирафов-альбиносов. Другие не лучше. Какой-то облезлый петух с гармошкой и напоминающая гигантского кенгуру-альбиноса коза с мерзкой бородкой и в фате, но, главное, ряженый медведь с раскрытой пастью. Во всех них было что-то неприятное.

Хочу отметить еще несколько моментов, показавшихся мне неуместными или вульгарными. Помещица Ларина держала в руках позолоченную подзорную трубу (вместо лорнета, что ли?) и разглядывала в нее кур и гусей. А няня Филиппьевна очень бодро и весело собирала в корзину яйца прямо из-под кур, причем яйца, судя по размеру, самой высшей категории (видимо, увеличенные для наглядности). Потом Ларина вместе с няней решили отведать наливочки, обе уселись на стол и начали болтать ногами. Я тут сразу вспомнил, как Ирина Архипова рассказывала, что в одной из зарубежных постановок Онегина, где она пела Филиппьевну, немецкий режиссер все никак не мог понять, зачем варить варенье, если его можно купить в магазине, а потом там, несмотря на ее протесты, на нее надели шляпу с вуалью. Кстати, в Большом Татьяна была именно в шляпе, а еще в очках и с книгой. Конечно, исполнительница очень хорошо обыграла все эти детали, но все же хочу заметить, что люди (и режиссеры), полагающие, что от постоянного чтения, даже при плохом освещении, зрение портится до такой степени, что без очков не обойтись, ошибаются.

«Меж тем Онегина явленье /у Лариных произвело/ На всех большое впечатленье/ И всех соседей развлекло» — писал Пушкин. Видимо, режиссер решил тоже поразить зрителей этой сценой. Из-за горизонта показалась самоходная коляска с Ленским за рулем. Рядом с ним сидел Онегин, а сзади них — человек, ряженый медведем. И не доезжая до Лариных Онегин одолжил у него медвежью голову и именно в таком виде предстал перед Лариной, Татьяной, Ольгой и няней. Но, на мой взгляд, такая выходка была бы неуместна даже для ироничного пушкинского героя, и уж, конечно, совершенно невозможна для героя оперы Чайковского! Могу предположить, что постановщик, возможно, хотел оправдать робость и даже испуг Татьяны при приближении Онегина или еще подчеркнуть, как сильно он мается от скуки в деревне. Хорошо, что когда Ленский его представил, Онегин все же медвежью голову снял!

А когда Ленский решил написать стихи Ольге, он, достав блокнот, вытащил перо у ближайшего гуся. Видимо, это была бытовая юмористическая зарисовка. Ну, тогда уж заточить надо было перо и в чернила какие-нибудь окунуть (там графинчик стоял, но наливочку, вроде, уже всю выпили к тому времени). Ладно, пусть без чернил, условность жанра, понятно.

Первую сцену с Ольгой Ленский проводит на качелях, потом они уступают их вездесущему медведю, и ариозо «Я люблю Вас, Ольга» Ленский поет Ольге уже в самоходной коляске, где, видимо, от его пылкой страсти, происходит самовозгорание мотора. Вот тут и пригодился медведь, который замечает это первым, и пытается ликвидировать пожар подручными средствами, остужая механизм помахиванием лап. К этому моменту я уже был готов к тому, что он огнетушитель использует, но нет, обошлись без огнетушителя, и крестьяне помогли откатить сломавшуюся самоходку подальше. Между прочим, когда я описывал сцены из спектакля друзьям, они в этом месте спрашивали, в каком кошмаре мне все это приснилось. И никак не могли поверить, что всё было на премьере оперы Чайковского «Евгений Онегин» на Исторической сцене Большого театра.

Вторая картина. Все та же бескрайняя поляна. Качели исчезли, однако посреди сцены возникла кровать. Мне показалось, железная, с сеткой. Татьяна отсылает няню за письменными принадлежностями, но вместо няни из-за горизонта появляется человек в костюме Онегина, но с головой медведя. Он и приносит Татьяне перо (из под гуся) и бумагу и вручает их ей с дикими ужимками. Татьяна начинает писать письмо, двигая пером по воздуху, а на полупрозрачных занавесках, окружающих сцену, появляются строчки. (И это очень напомнило мне сценографию последней картины оперы «Манон Леско», которая в Большом идет. Только там все было исключительно в черном цвете.) Народ стал сразу обсуждать, почему эти строчки написаны «в современной орфографии», где же «ять» и «и десятиричное». Я в этот спор не включился, во-первых, слушал Татьяну, во-вторых, помнил, что у Пушкина она писала письмо на французском языке, а в-третьих, меня гипнотизировал жутковатый танец медведя, о котором я уже писал. Я понимаю, что почти 13-ти-минутная сцена письма нервирует режиссеров и вызывает у них непреодолимое желание как-то дополнительно «оживить» происходящее, «чтоб зритель не заскучал», но тут уж слишком неуместно это все выглядело. Да и не ново. Помнится, был в «Онегине» уже медведь у другого режиссера…

Медведь в постановке «Евгения Онегина» Стефана Херхайма, Амстердам, 2011

В начале третьей картины «девицы-красавицы» (на этот раз крестьянки были все в белом) отобрали у Онегина цилиндр и трость и заставили его играть с ними в жмурки, пока Татьяна в ужасе металась по траве у рампы. А когда Онегин отвязался от девушек и стал приближаться, Татьяна от страха упала в траву и спряталась под стулом, который там, прямо в траве, стоял. Наверное, режиссер хотел снизить пафос сцены, но таким образом он превратил ее в пародию. В музыке этого нет…

В четвертой картине посреди газона появилась очень тесная «танцплощадка» для бала у Лариных — несколько черно-белых квадратов. Оставшаяся площадь поляны была занята самоходными авто, где сидели музыканты с «военной музыкой». Татьяна сидела на скамейке у рампы, Онегин принес ей выпить, но она, будучи в расстроенных чувствах, отказалась, а немного позже предложила этот же бокал расстроенному Ленскому, который тоже отказался. В сцене ссоры Ленский раздавил бокал (кстати, совсем как Иван Хованский в МАМТ) и поранил руку, а Онегин помог ее ему перевязать. А в музыке слышно, что Ленский взбешен настолько, что никогда бы не позволил ему этого сделать, на мой взгляд.

Дуэль. Видимо, чтобы отказаться от штампов, и в целях обеспечения гендерного равенства режиссер решил сделать мсье Гильо женщиной. Которая с большой опаской смотрит на дуэльные пистолеты и боится к ним прикоснуться. Дуэт «Враги, враги…» Онегин и Ленский поют под одним зонтом. Использование зонта 26 января (именины Татьяны раз в год — 25 января) выглядит по меньшей мере странным.

Перед шестой картиной «Бала в доме Греминых» (как было написано на занавесе, хотя, конечно, он был в доме одного из петербургских сановников) оставшуюся у рампы траву долго посыпали чем-то белым. Потом выяснилось, что это снег, которые еще пошел сверху в седьмой картине. Сверху спустили огромную люстру (совсем как в спектакле «Война и мир» в МАМТ). О неудачном, на мой взгляд, решении полонеза я уже писал. Но, надо сказать, что в последних картинах режиссер наконец действительно дал сыграть и спеть артистам, и их усилиями в итоге гений Чайковского одержал верх!

Но какой ценой это далось? Во всей постановке мне, честно говоря понравилось всего несколько моментов. Больше всего — пятая картина, особенно когда во время арии Ленского Зарецкий за полупрозрачным занавесом все время ходит туда-сюда. И еще когда Ленский падает, раскинув руки, на расчерченное квадратами поле, разросшееся на месте газона из маленькой «танцплощадки» в предыдущей картине. И видеоизображение леса по бокам. И еще мне понравилась вся работа художника по свету Дамира Исмагилова!

Увы, практически все остальное вызвало либо глубокое разочарование, либо недоумение. Я понимаю желание режиссера избавить одну из самых часто исполняемых русских опер от штампов. Но практически все его находки показались мне примитивными и по nbsp;меньшей мере странными. К тому же, они чаще всего только отвлекали публику от музыки. Один зритель в ложе удивлялся, почему народ так слабо реагирует на спектакль, раньше, мол, в сцене дуэли все плакали. А сейчас публика во время арии Ольги обсуждала гусей и гадала, кто же был там, в этой залихватской пляске во фраке и цилиндре. А в сцене дуэли все смотрели на экзотического Гильо-женщину и зонты. Я уж молчу о медведе! Обычно это называют «эффект кошки», а тут был эффект медведя, на которого все смотрят. Ну и подход сам не оправдал себя: нельзя впихнуть в оперу Чайковского больше Пушкина, чем там уже есть. Музыка не даёт. В результате получилось как-то невнятно и, простите, неумно. А по ходу спектакля чаще всего вспоминались фразы из школьных сочинений, помните: «Татьяна очень любила природу и …». Это печально.

Несколько слов об оркестре под управлением Тугана Сохиева. Конечно, я недостаточно хорошо разбираюсь в музыке, чтобы объективно оценить его работу. На мой субъективный взгляд, он играл весьма чисто, слаженно и ритмично. Но лично мне в этой интерпретации — конечно, очень точной, выверенной и аутентичной — не хватило живого дыхания, биения сердца в музыке Чайковского. Возникло такое впечатление, что партитуру оперы заложили в суперсовременный, может быть, даже квантовый компьютер, и он абсолютно правильно ее воспроизвел без единого отклонения. И без единого рубато, по-моему. И чуть в стороне от певцов… Впрочем, возможно, я не прав, и такое впечатление возникло у меня на фоне разочарования неудачной постановкой или же под влиянием наслоившихся штампов…

Конечно, ради певцов я, наверное, приду на этот спектакль еще неоднократно, но, вынужден признаться, что (несмотря на наличие билета) на этот раз я не смог себя заставить прийти на следующий день, хотя очень хотел послушать и другой состав.

Осталось еще раз поблагодарить самоотверженных артистов и всех тех, кто все же обеспечил победу музыки Чайковского в этом спектакле!