«Калека», который держит современный театр

Петербург — уникальный и неповторимый город. Его великолепие и имперская роскошь сочетаются с поражающей запущенностью и ветхостью: на испещрённых барельефами стенах лежат толстые слои многолетней бурой грязи, а гнилые чёрные ручейки с заброшенных чердаков стекают по рифлёным телам муз и атлантов, старая историческая, нечищеная во всю зиму брусчатка покрыта скользкой ледяной коркой, а дверные порталы необычайной красоты в вензелях и пилястрах ведут в мрачные осыпающиеся парадные. Но он так прекрасен и, несмотря на всю обшарпанность, поражает своим размахом, своими панорамами, дворцами и соборами, не снисходя до собственной немытости, до уюта и приходящей житейской возни, еле заметной со шпиля Петропавловского собора. Город-герой Ленинград — как трагедии Шекспира — слишком велик, чтобы замечать мелочную прозу жизни.

Упоминание о Шекспире подводит меня ближе к теме статьи, от философских разглагольствований вступительного абзаца — разглагольствований, однако, необходимых, дабы отдать дань прекрасному городу, где во время недельной поездки, я посетил не только выдающийся спектакль прославленного Большого драматического театра, но и такой симфонический концерт, который способен перевернуть представления и о жизни, и о пути творчества. Но это другая история.

Я, возможно в первый раз в жизни, своими глазами в театре увидел совершающееся передо мной сценическое действо высочайшего уровня. Не только в виде удачной и продуманной, а главное вдохновенной постановки, но и лежащей в её основе пьесы — пьесы такого масштаба, что ни Шекспир, ни Чехов, который определённо близок по духу автору этого произведения, не упомянуты здесь всуе. Это комедия (но и «Вишнёвый сад» — комедия) «Калека с острова Инишмаан» ирландского драматурга, режиссёра и сценариста Мартина Макдонаха.

С творчеством Макдонаха как режиссёра я был знаком ранее, но фильмы его старшего брата Джона вызывали во мне куда больший интерес и отклик — это замечательная трагикомедия «Однажды в Ирландии» («The Guard») и тяжёлая, но жизнеутверждающая драма «Голгофа»; в обоих фильмах главную роль сыграл один из лучших ирландских актёров, блистательный Брендан Глиссон. Что же касается фильмов самого Мартина — оскароносная короткометражка «Шестизарядник», «Залечь на дно в Брюгге» и «Семь психопатов» — то это бесспорно интересное и талантливое кино, отличающееся нестандартной сюжетной конвой, оригинальной сценической композицией и прекрасной актёрской игрой, но при этом крайне специфическим, зачастую гротескно-чёрным юмором, откровенной жестокостью, порой утрированной мрачностью повествования и циничной мотивацией персонажей. Его фильмы неприятны, но своеобразно обаятельны. И от спектакля я ждал примерно того же.

Я ошибся. Три часа спектакля с одним антрактом пролетели на одном дыхании. Никакой излишней жестокости или сарказма над человеческим существованием. Несмотря на крепкий местами текст (но в рамках — думаю, в том числе благодаря переводу), гипертрофированные моментами эмоции актёров (это переигрывание, к сожалению, не всегда было уместно) ни ощущения обречённости и ничтожности персонажей, ни жалости к их несчастной доле я не ощутил. Напротив — актёрами и постановщиками с самого начала создаётся особенная атмосфера в разговорах, в действиях и сценографии, пропитанная каким-то грубоватым, но от этого свежим и сердечным лиризмом. Начинаешь сразу сопереживать, ощущать себя причастным к происходящему на сцене; современная речь, материальные приметы сегодняшнего времени, адаптированные под русский язык речевые обороты, жаргонизмы — всё это в большой степени снижает театральную условность, но при этом не делает представление балаганом. Это высокий театр, настоящая современная лирико-психологическая драматургия. В ней нет занудного концептуализма псевдоавангардного театра, его перевёрнутых истин и намеренно асоциальной подачи; но ты явно отдаёшь себе отчёт в том, что смотришь современную пьесу, написанную первозданным языком, удивительно стильную и строгую по своей композиции, в основе своей традиционную, но не вторичную, без глупых полистилистических заигрываний. Декорация на первый взгляд очень схематична и абстрактна, но по ходу постановки и её задействования в ней понимаешь, что она не абстрактна, а универсальна, что здесь, как и во всём остальном, нет минимализма идей, а есть минимализм средств, что при конечном художественном результате делает честь всем создателям этой «могучей» комедии.

Несмотря на историческую первооснову пьесы Макдонаха, весь мир комедии, созданный драматургом и театральной труппой кажется почти сказочным. Отдалённость от большой земли, укромность всего инишмаанского мирка, посреди огромного бушующего моря жизни (часть театральной машины — шторм на море — драматургически вплетается и подчёркивает важные моменты театрального повествования) атмосферно близки гончаровской Обломовке. Да и в целом, ирландцы необычайно сильно походят на русских, не только в области распития всевозможных спиртных напитков, но и в какой-то рефлексивности натуры, не знающей покоя, созерцательной тоске, томительной лени и раздумьях о жизни. Кстати, в «Однажды в Ирландии» ни единожды возникают связи с чем-то русским, а «Обломова» читает мать главного героя.

Постановка Андрея Прикотенко, как и сама пьеса Макдонаха даёт повод для самых полярных трактовок, в первую очередь, касающихся главного образа комедии — Калеки Билли. С одной стороны, как режиссёр спектакля и исполнитель роли Калеки Тарас Бабич говорили в 2013 году во время премьерных показов, - образ главного героя — это образ светлый, и, несмотря на своё физическое уродство, не уродливый в душе, сохранивший в себе и созерцательную детскую наивность, и чистосердечную прямоту, и искреннее возвышенное чувство; человек, испытавший много утрат, отчаянно пытающийся найти оправдание своим родителям, страдающий всю жизнь из-за своей немощи и старающийся не упустить единственного шанса на достойное существование — поездку в Америку. Он словно Катерина из «Грозы» погружён в тёмное захолустное ирландское «царство» и в предпоследней сцене не видит иного выхода, кроме как наложить на себя руки.

Но либо с первых постановок что-то изменилось, либо нечто происходит вне зависимости от создателей спектакля. А именно: в представлении января 2016 года я постепенно убеждался, что образ главного героя не так однозначно положителен, он куда глубже и в процессе пьесы проявляются в своём многообразии. Психологическое раскрытие через диалоги с персонажами, через выраженное парой фраз отношение калеки к окружающим его людям просто поражает.

Макдонах, а вслед за ним и режиссёр Прикотенко с помощью незначительных нюансов (например, враньё Билли большинству жителей об истинной причине возвращения на остров), отдельных реплик (о «тронутых» тётушках в разговоре с Хелен), мотивации поступков главного героя (как в сцене Билли и «малыша» Бобби с поддельным письмом и после возвращения первого из Америки) показывают глубинные помыслы персонажа и его свойства характера.

Калека — глубоко противоречивая и вовсе не наивная и светлая личность. В нём сочетаются и стремление быть полноценным человеком (в нескольких сценах он просит называть себя «просто Билли») с сильным эгоистическим желанием личностного благополучия (именно благополучия, а не счастья — в Америку он уезжает, через враньё доверчивому приятелю, надавив на болезненную для того историю о смерти его жены, не удосужившись даже помочь своей «возлюбленной» Хелен познакомиться с режиссёром, когда та прельщает не тех людей для получения роли) и одновременно трусоватое стремление показать себя калекой в тех случаях, когда ему выгодно. Это удивительно точная психологическая характеристика поведения многих инвалидов и людей, страдающих тяжёлыми хроническими заболеваниями. Привыкший к жалостливому отношению к себе, он абсолютно не внимателен и равнодушен к окружающим его людям: ему нужна лодка — он солжёт доброму малому, нужна забота — вернётся к истомившемся и помешавшимся в его отсутствие тёткам, в обоих случаях отделавшись небольшой поркой, нужны женская теплота и ласка — выберет самую красивую, хоть и хамоватую девушку и надавит на её сострадание. Главное — он не замечает, что как бы не вели себя окружающие его люди, как бы не выражались Джоннипатинмайк, Малыш Билли или егоза Хелен, как бы не были своеобразны в поведении его малость «тронутые» тётки или особо подверженные алкоголю Доктор и Мамаша «Пустозвона», все эти бедные, связанные какой-то своеобразной дикой любовью-ненавистью друг к другу люди, возможно и живут только ради него. Его они поставили в центр своего мирка, у каждого своя роль именно по отношению к нему. Тётки — как матери — заботятся и любят его (уникальны по передаче психологического состояния их пустые, но тревожные разговоры в ожидании Билли), доктор отечески и с огромным состраданием относится к его болезни и лечит его по мере сил, Джонни дважды спас ему жизнь и держит эту свою главную тайну в секрете, Бобби по-настоящему переживает за него и ради него идёт на поступок, за который будет мучиться и чувствовать свою вину перед тётками, а Хелен в завершении спектакля соглашается стать его девушкой. Единственное, что калека сам посчитал правильным для себя сделать — это бросить всех этих грубых, но хороших по сути людей ради туманной перспективы просто поселиться в Америке, развив в себе во время плавания туберкулёз. И в финале, добившись симпатии (а возможно и любви) Хелен, он вновь может вдоволь ощутить себя несчастным, но теперь у него есть все основания — его дальнейшая судьба предрешена.

Я не согласен с высказыванием исполнителя роли калеки Билли Тараса Бибича (несмотря на его потрясающую игру, но об этом после), что «герои МакДонаха „оторванные“ идеи, он не делает их многогранными» и что драматург «дает герою и актеру некую маску». Персонажи пьесы Макдонаха не только многогранны, но и самое главное (что присуще по-настоящему великой литературе) — раскрываются постепенно. Да, они цельны, и как и люди не меняются, но это не значит, что люди не бывают разными в разных ситуациях и предстают перед нами во всех своих проявлениях с самого начала. И это свойство драматургии Макдонаха сближает его более с Чеховым, чем с Шекспиром и его архетипическими персонажами.

Игра актёров БДТ просто восхитительна. Тарас Бибич — артист высочайшего профессионального мастерства, способный жестом, шагом, движением заставить вас начать сопереживать, настоящий мастер перевоплощения, с уникальным стилевым и вкусовым чутьём исполняющий сложнейшую роль калеки. Глубочайшее проникновение в образ, невероятная самоотдача. Ещё хотелось бы выделить чертовски обаятельного Андрея Шаркова — замечательного Джоннипатинмайка, каждое появление его персонажа, одухотворённое игрой артиста и наполненное жаргонно-фамильярным текстом Макдонаха, вызывало бурю восторженного зрительского отклика в зале Каменноостровского театра. Прекрасные актёрские работы — образ Малыша Бобби в исполнении Алексея Винникова и представителя местной интеллигенции — Доктора в исполнении заслуженного артиста России Анатолия Петрова. Никакой трафаретности, очень естественно и, несмотря на присущий их ролям комизм — без дешёвого фарса, держась русла трагикомического образа спектакля.

На сколько всевозможных нюансов постановки хочется обратить внимания — от ура-патриотических (и точных в обрисовке ирландского менталитета) выкриков «Ирландия!» по поводу и без и уместного использования национального песенного фольколора (в основном матросско-рыбацкого) и танцев в хорошей, небанальной современной обработке до чисто драматургической выверенности в последовании сцен, их смены, находок в визуализации проблемных для сценического воплощения действий в пьесе (как избиение Билли веслом, попытка калеки утопиться), сочетание разных ситуаций в условиях стабильной декорации. Это определённо выигранный и прочувствованный спектакль, артисты полностью сжились со своими персонажи, надели их собственными субъективно-специфическими деталями.

Спектакль превосходен. Не только потому что сделан с душой. Эта пьеса и эта постановка вселяют одну очень важную и добрую мысль. Театр, без эпатажной пошлости, без убогих экспериментов, без лицемерных разговоров о синтезе с перформативным и хепенинговым жанром, убивающим всё прекрасное, что есть в драматургии вообще, без чернушного псевдофрейдистского мазохизма, без инсталляции порока как нормы, театр, могучий и глубокий, новый и свежий, дышащий созидательными силами настоящего высокого искусства, жив и здравствует. Значит есть ещё в мире Творчество, Мораль, Вера в разумное, доброе и вечное, и люди, способные и так творить, и так чувствовать.

Александр Тлеуов, с воодушевлением и верой в Ваше дело.