Репертуар Большого театра: смена коней на переправе

Этот материал дорог мне как первая публикация в журнале OperaNews.Ru. Огромное спасибо Евгению Цодокову за наставничество и бесценный опыт, полученный за время нашего сотрудничества.

Наверное, именно сейчас, когда пресса насытилась темой Большого театра как «ньюсмейкера» кадровых перестановок и далеких от искусства скандалов, наступил благоприятный момент, чтобы на страницах специали­зированного издания поговорить о том, что составляет предмет чаяний и обсуждений для любителей оперы. О настоящем и будущем репертуара театра.

«10 или даже 12 спектаклей в их нынешнем виде потеряли уровень, который необходим Большому театру» — чуть больше месяца назад эти слова Владимира Урина ознаменовали начало большой репертуарной чистки в Большом театре. За столь короткий срок говорить о результатах нет оснований. Однако заманчиво порассуждать о тенденциях в попытке представить новое лицо Большого.

Первой жертвой переосмысления репертуара уже пал «Набукко» в постановке Михаила Кислярова, до января этого года шедший на Новой сцене. О снятии спектакля было объявлено задним числом, и, по обыкновению, побывав на двух представлениях в январской серии, оказавшейся последней, я успел у самой финишной черты составить свое мнение о том, что видно и слышно из зрительного зала.

«Набукко» уже несколько лет дается почти исключительно собственными силами театра и его исполнительский уровень весьма неровен, часто оставляет желать лучшего. Хоровые номера, являющиеся для этой оперы важнейшими, на пределе санитарных норм грешат расхождениями с оркестром и внутри хора. Мизансцены разнятся от состава к составу, создавая впечатление непрерывной импровизации артистов по воспоминаниям прошлых спектаклей. Доходит до комизма, когда Измаил забывает, что должен спасать Фенену, спешно бросаясь на помощь и едва успевая к нужному такту разогнать не особо сопротивляющихся стражников. Другой пример — молния, призванная поразить Набукко, сверкающая дважды, и первый раз (тренировочный?) — на пару минут раньше урочного момента. Накладки в театрах — не редкость, но всему есть предел, за которым — видимое из зала щемящее ощущение бесхозности, которое тем обиднее, что постановка многими любима.

Спектакль удачно объединил формальные декорации-трансформеры и отсылку к истории, современные детали одежды и вневременные костюмы, статику хитовых номеров и кордебалет, мистику в сцене сна Набукко и земные чувства героев, шокирующую жестокость в разыгрываемой под увертюру сценке и подчеркнуто символическую гибель Абигайль в финале. Эта опера Верди, благодаря номерной структуре и ярким мелодиям, — одна из наиболее доступных для восприятия неофитами. Произведение, с которого многие мои знакомые почувствовали вкус к опере — именно в этой постановке Большого театра, сочетающей точное следование замыслу Верди с современным лицом, располагающим к доверию слушателя…

Поставлю на этом месте многоточие, чтобы в аналогичном репертуарном ракурсе поразмышлять о другой постановке Большого — только что прошедшей очередной серии «Кармен» в постановке Дэвида Паунтни. Спектакля, по нынешним временам, уже почтенного возраста (премьера состоялась в апреле 2008 года), по своим художественным характеристикам и сценической судьбе во многом являющегося антиподом злополучного «Набукко».

Спектакль увидел свет в период репертуарного кризиса московских театров, поэтому стал чуть ли не эпохальным событием. Не было издания, так или иначе не рассказавшего о постановке в подробностях — кто с возмущением, кто с упором на современность и «прикольность». Но все-таки до сегодняшнего дня не только самым значительным, но и символи­ческим событием в жизни спектакля явилась активно муссировавшаяся в СМИ размолвка музыкального руководителя постановки Юрия Темирканова с режиссером. Так с тех пор и живет «Кармен» в Большом: исполненный трогательной простонародной романтики большой французский стиль Бизе с коровьим седлом мрачной сценографии в цветах сырого бетона и действия в эстетике одноразовых романов о «плохих парнях».

В одном из интервью Паунтни, неожиданно для многих своих почитателей, опроверг приписываемые ему претензии на внимание интеллектуальной публики: «Неправда, ничего интеллектуального я не делаю. Я просто стараюсь хорошо развлекать людей». На эту задачу в «Кармен» исправно работает давно ставшая мэйнстримом клиповая подборка номеров, слабо привязанных к музыкальному тексту оперы. Они контрастно перемежаются с «протокольными» эпизодами выяснения отношений между героями, не вдохновившими режиссера, да так и забытыми небрежно посреди действия. Для упрощения задачи чувства героев сведены режиссером к простейшим: «Там практически нет любви… Во всяком случае, между главными героями. […] Кармен — это животное без понятия о романтической любви. […] Хозе — убийца еще до начала всей этой истории». Тщательно избавленная от тонких материй, лишенная основного двигателя, — романтики — история превращается в повозку, нагруженную отчаянно фонящими непритязательными смыслами. Из-за непрерывных трений с музыкой мертвый груз спектакля становится вовсе неподъемным, и если что-то может сдвинуть его, оправдав сценическое существование, так только экстраординарное исполнительское мастерство.

Здесь неминуемо придется пройти через общее место: в последние годы в Большом театре исполнителей, достойных уровня первого оперного дома страны, — немного. Чтобы обеспечить очередную серию «Кармен» двумя составами каждый раз приглашаются артисты из ближних и дальних стран. При этом про­фесси­ональные качества приглашенных солистов часто оставляют любителей оперы озадаченными, между вопросами «зачем?» и «за что?!» Так, прошлый летний цикл запомнился, без большого преувеличения, пародийным исполнением партии Хозе приглашенным тенором Тьяго Аранкамом и грубым, зачастую мимо нот, пением Елены Бочаровой, приглашавшейся в статусе исполнительницы партии Кармен мирового уровня. Из четырех артистов двух составов на территории художественной состоятельности находилась лишь уже знакомая по спектаклям Большого театра Оксана Волкова, поющая Кармен аккуратно, но уж слишком расчетливо и даже отстраненно.

В целом те спектакли оставили неприятное ощущение обмана — возникло острое желание в следующий раз проголосовать рублем. Некоторые мои знакомые так и поступили, вычеркнув «Кармен» из вариантов культурного времяпровождения. Но энтузиасты владеют сокровенным знанием: в опере индивидуальное мастерство исполнителей способно творить чудеса, превращая ничто в нéчто. Поэтому, вопреки произнесенному в сердцах обету отречения, многие любители оперы более или менее легковерно вновь летят на появление в программке нового имени.

И в нынешней мартовской серии «Кармен» ситуация с исполнителями оказалась, наверное, самой благополучной со времен премьеры, украшенной голосом и естественной пластикой Нади Крастевой. Я побывал на спектаклях 8 и 9 марта, о которых расскажу, чтобы передать свое впечатление от сегодняшнего исполнительского уровня спектакля.

Приглашенной Кармен стала Нэнси Фабиола Эррера, представившая образ этнически достоверной Кармен с ровным налетом первобытной грубости в пластике, мимике и разговорных диалогах. При этом вокально певица оставалась в рамках академического пения, украсившего спектакль. Тенденция к занижению при атаке, эпизодическое «везение» звука в последнем куплете хабанеры и несколько ритмических непопаданий по ходу спектакля не испортили впечатление. Нижние ноты звучали сочно, а форте давали понять, что запас мощи голоса у певицы с лихвой превышает потребности зала Новой сцены.

В последний день серии, 9 марта, Кармен спела штатная солистка Большого театра Светлана Шилова. Певица заслужила любовь завсегдатаев оперы и вокальных вечеров голосом, с равным успехом работающим и в амплуа мурлыкающего контральто, и в отстраненно-прохладных барочных номерах, и в задушевных романсах, и в затратных партиях драматического меццо, где нужен пробивной звук, способный «подвинуть» оркестр. При разнообразии стилей, в которые певица гармонично вписывает свой голос, ее сценическая героиня — непререкаемо убедительная сильная женщина, что всегда играет в плюс оперным героиням меццо (традиционно женщинам непростой судьбы). Светлана Шилова, не первый сезон поющая Кармен в постановке Паунтни, и на этот раз оставила яркое впечатление от уверенно впетой партии. И пусть верхняя нота в цыганской песне была недостаточно обработанной, а отдельные ферматы оставляли ощущение укороченного звучания, но неизбежные в живом исполнении недочеты с лихвой компенсировались россыпью эмоциональных нюансов на мецца воче и убедительным пением во фрагментах с высокой тесситурой, где меццо-сопрано нередко теряют насыщенность и дикцию.

Если Светлана Шилова не только уверенно держит марку Большого театра в спектакле, но и перепевает большинство приглашенных певиц, то певцов, способных достойно выступить в спинтовой партии Хозе, в Большом сейчас нет. Исполнение Романа Муравицкого, заменившего Всеволода Гривнова, можно принять лишь как «пожарный» вариант — чтобы обеспечить Кармен партнером по мизансценам. Голос певца проявляет признаки изношенности и четко разделяется на хрипловатый баритон и верхний регистр с задавленным, заглубленным звучанием. То, что с такими вокальными проблемами Роман Муравицкий в этом сезоне пел Германа в трех московских театрах, — красноречивое свидетельство кризиса в оперном исполнительстве, больнее всего ощущающегося в ситуации с тенорами на главные партии самых популярных опер.

Виктор Антипенко, уже знаком московской публике как во всех отношениях достойный Хозе, и если что-то изменилось в его пении за последние годы, то только к лучшему. Звонкий полетный голос, которому, на мой вкус, не хватает лишь нужной степени вибратности на верхних нотах.

Еще один новый ввод — Дмитрий Ульянов в партии Эскамильо. Любимый московской публикой солист Театра им. Станиславского и Немировича-Данченко недавно успешно дебютировал с этой ролью в Токио, и вот — московский дебют в Большом. Испытание ждало Дмитрия в самом начале куплетов. Платформа, на которой Эскамильо в сопровождении труппы чирлидеров должен был выехать на сцену, заметно недотянула до постамента для десантирования. Певец буквально впрыгнул на исходную позицию, на ходу вступив с «Votre toast», пока кордебалет, спешно спрыгивая с платформы, занимал исходную позицию.

Упомянутое выше режиссерское упрощение образов, пожалуй, в наибольшей степени затронуло Эскамильо. Его выход во втором действии превращен в балаган с одетым в гламурно-розовое кордебалетом, своей китчевой пестротой отодвигающим тореадора на второй план. Сцена дуэли с Хозе в горах поставлена «для галочки» статично и в аутентичной версии с разговорными диалогами попросту провисает до появления Кармен со свитой. Но главный «удар в спину» — отобранный у Эскамильо лирический эпизод IV действия с признанием в любви. У Паунтни, напомню, Эскамильо поет признание за сценой, как бы с экранов инсталляции из телевизоров. У публики среднего и старшего возраста этот номер получил устойчивое прозвание «Ну, погоди!» и каждый раз вызывает в зале недоуменные смешки. Примитивизация роли и развлекательные выкрутасы постановки не позволили Дмитрию Ульянову проявить присущее ему дарование умного певца, до мелочей продумывающего роль, а в конечном счете в накладе осталась публика, здорово «недополучившая» Эскамильо, каким он должен быть у Бизе. Что касается вокала, Дмитрий заметно старался показать большой звук, и это ему в полной мере удалось, даже с некоторым избытком — кульминационные ноты выглядели несколько перегруженными. Публике был представлен «зашитый» в постановке образ брутального победителя, с которым у большинства слушателей чаще всего ассоциируется этот герой (традиция более «французского» пластичного исполнения Массара или Ван Дама в народе менее популярна). Для такого образа громоподобный бас подходит зачастую лучше подвижного баритона, и вокально Дмитрий Ульянов очень естественно вписался в постановку.

Не могу не упомянуть о второстепенных ролях, оставивших прекрасное впечатление. В первую очередь это оба Цуниги: Отар Кунчулиа в образе одновременно насмешливого и грозного солдафона и Николай Казанский, со свойственной ему артистичностью добавивший неожиданной элегантности персонажу. Из группы поддержки Кармен особенно запомнился сценический дуэт темпераментного, «всегда на взводе» Данкайро Александра Миминошвили и подвижного пронырливого Ремендадо Богдана Волкова. Молодые певцы не только порадовали четким звучанием в сложнейшем квинтете, но и на протяжении действия уморительно разыграли, соответственно, опытного и молодого бандитов. При этом звонкий и мягкий лирический тенор Богдана вызвал у меня невольную симпатию даже к такой явной шпане, как его Ремендадо…

Здесь настал момент вернуться к сравнению со снятой постановкой «Набукко», поскольку речь пойдет о сохранности продукции по прошествии значительного срока исполнения. «Кармен» Паунтни и сегодня оставляет впечатление спектакля, от которого режиссер будто не отходил. Осмысленным действием заполнены не только эпизоды в зрительском фокусе, но и мизансцены второго и третьего плана — артисты миманса и хора в разных составах отыгрывают одни и те же предписанные постановщиком движения, крепко сшивающие картинку. В сложном номере первого действия, сопровождающем у Бизе выход девушек с фабрики (La cloche a sonné) хор звучит не только слаженно, но и изысканно, переливаясь канонами на голоса. Правда, чтобы не омрачать удовольствие лучше не смотреть на сцену, где происходит невесть откуда взятое режиссером противо­поставление шагающих по подиуму с сигарами гламурных моделей пролетаркам, поющим из-за решетки. Как бы то ни было, спектакль выглядит ухоженным и исправно выполняет задачу режиссера — старается хорошо развлечь публику. Ирония судьбы лишь в том, что за развлечениями подобного свойства целевая аудитория редко забредает в оперный театр.

Для завершения разговора о репертуарных проблемах в Большом осталось вспомнить недавнюю короткую историю со слухами в прессе про возможное снятие изрядно разболтавшегося «Евгения Онегина». В этом случае поклонники постановок Дмитрия Чернякова отделались легким испугом — вместо снятия была достигнута договоренность с режиссером о «ремонте» спектакля в 2015 году. Таким образом, в Большом театре еще, как минимум, несколько лет можно будет любоваться Ленским, поющим куплеты Трике в дурацком колпачке, подпрыгивая на четвереньках в такт стоящей рядом заводной собачке.

Эти три спектакля — три судьбы, не укладывающиеся в единую концепцию для простого слушателя. Сейчас в политике Большого театра ощущается тенденция к консервации ресурсов и передышке: отменены дорогостоящие новые проекты, завершены начатые, и следом началось освобождение репертуарной сетки от того, что стало балластом по ряду соображений. Было бы наивным полагать, что художественная ценность — главное из них, что Большой полностью выметет из репертуара спектакли антимузыкальные, китчевые, с неоправданным эпатажем.

Вряд ли ошибусь, если скажу, что фактор, определяющий вероятность выживания той или иной постановки, до обидного очевиден. Главный театр любой страны не может позволить себе жить без джентльменского набора, в данном случае — «Травиаты», «Богемы» или «Кармен», а главный театр России — еще и без «Евгения Онегина» с «Пиковой дамой». Удалить из афиши любой из этих титулов — небрежный взмах рукой. Но обеспечить замену постановки на новую, с уровнем, достойным статуса театра — комплексная задача эпической сложности. И это повод вовремя избавиться от неоправданных ожиданий, которые многие любители «классических» постановок связывают с начавшимся в Большом театре процессом обновления репертуара. В обозримом будущем придется мириться и с «Теперь входите!» в «Евгении Онегине», и с «Ну, погоди!» в «Кармен». А если не повезет, то и с Тремя Дамами, одетыми в серую милицейскую форму в «Волшебной флейте» Вика, и с пьяной оргией в «Летучей мыши» Бархатова.

Но даже при самом безутешном стечении обстоятельств надежда на катарсис есть. Она — в исполнении, призванном обеспечить «уровень, который необходим Большому театру». Спектакли, идущие против музыки, нагруженные концепциями, мешающими восприятию авторского замысла, особенно нуждаются в исполнителях самого высокого класса. Для любителя оперы даже не столь важно будет ли продолжаться практика приглашений или получит развитие перспективный опыт ввода своих новых молодых певцов на главные партии, успешно анонсированный в отгремевшей недавно премьере «Царской невесты». Главное — чтобы билет в Большой театр стал чем-то вроде сертификата, гарантирующего уровень главного театра страны. Уровень того пьедестала, в сторону которого чуть что — летят все шишки, и на котором Большой театр обречен находиться.

Похожие темы

Премьера «Кармен» в Большом театре России

Премьера — всегда ожидания и волнения. На этот раз особенно сильные, ведь повод обязывает. «Кармен» в Большом театре — звучит не репортажной прозой, а восторженной поэзией под бравурную музыку

Титульный кризис, или Грустныя думы о планах Большого театра

Свершилось! Большой театр объявил планы аж на два сезона… и стало скучно. А ещё — обидно. Как-будто, посулив шоколадку в красивой обертке, развернули пустой фантик.

Благие намерения, или Медведь на поле для гольфа

Гений Чайковского восторжествовал только к концу спектакля и исключительно благодаря героическим усилиям солистов и хора

«Евгений Онегин» в Большом: перезагрузка

Недавно известие о снятии спектакля наделало немало шума, но вскоре Дмитрий Черняков, чей график, как сообщалось, плотно расписан на ближайшие несколько лет, оперативно нашел время приехать в Москву для проведения перезагрузки