«Тоска» с Сергеем Мурзаевым в МАМТ

Автор: Федор Борисович • 5 декабря 2014 • 22:46

Дата: 04.12.2014 (видеозапись)

Место: МАМТ

Состав:

Флория Тоска – Ирина Ващенко
Марио Каварадосси – Николай Ерохин
Барон Вителлио Скарпиа – Сергей Мурзаев
Чезаре Анджелотти – Роман Улыбин
Ризничий – Дмитрий Степанович
Сполетта – Валерий Микицкий
Шарроне – Михаил Головушкин
Тюремщик – Михаил Головушкин (вместо Феликса Кудрявцева)
Дирижер – Вячеслав Волич

Слава баритона Сергея Мурзаева, некогда солиста Большого, ныне доходит до Москвы, преимущественно, в виде рассказов. Поэтому спектакль, в котором состоялся давно обещанный театром выход Мурзаева в партии Скарпиа, пропустить было никак нельзя.

Судя по некоторой упрощенности роли, Сергей Мурзаев вводился в спектакль оперативно. На восприятие это практически не повлияло, т. к. спектакль Людмилы Налетовой в плане рисунка ролей заметно проще и свободнее, чем, например, прошедшим летом снятая из репертуара Большого «Тоска» Б. А. Покровского, насыщенная многоуровневой символикой. Вокально Сергей Мурзаев был абсолютно убедителен. Несколько возрастных «трещинок» нисколько не портили впечатление от полных достоинства форте. Из Скарпиа, последние годы певших в МАМТ, Мурзаев — единственный, чье «Tosca, mi fai dimenticare Iddio!» беспрепятственно вознеслось над оркестром и воцарилось в зале. Во втором действии певец, пусть без особых актерских откровений, был звучен и музыкален, привнося в роль обаяние, характерное для работ опытных артистов. Не секрет, что отношение к финалу второго действия у публики зависит от исполнителя роли. В этом случае я погрустил от того, что, сверкнув на московском небосклоне всего на полтора действия, звезда Сергей Мурзаева вновь скрылась в оперном космосе.

Чуть опоздав, я крался в колоннаде бельэтажа уже под «Dammi i colori!» То, что услышал в начале первого действия меня, честно говоря, не воодушевило. Пуччини в оркестре был плохоузнаваем — баланс то скрадывал мотивы, то, напротив, оставлял их голыми. Николай Ерохин, видимо, настраивая голосовой аппарат, в первой арии обычно звучит несколько слабее своих возможностей, но на этот раз ритмические и интонационные отклонения вокальной линии «Recondita armonia» были все-таки за пределами уже привычных флуктуаций и заставили волноваться за форму певца. Для таких же волнительных сразу забегу вперед и скажу, что все хорошо:) Николай во втором действии (где Каварадосси, в основном, отдыхает) пел в своей обычной непринужденно мощной манере, заколотив (правда, с некоторой задержкой вступления) гвозди «Vittoria! Vittoooria!» и мужественно дав отпор Скарпиа. В третьем действии ария была спета убойным звуком (должен заметить, ради справедливости: с вольностями фразировки и внестилевыми залихватскими снятиями крепких нот). Вячеслав Волич, неизменно благоволящий солистам, уже привычно сделал паузу после арии, чтобы слушатели воздали певцу заслуженную овацию. Да и оркестровая партия в итоге сложилась — второе действие удалось лучше всех, про первое я уже упомянул, в третьем разве что медь звучала вызывающе грубо — громко и небрежным звуком, но, за исключением эпизодов, драматический саспенс Пуччини оркестр передал детально и выразительно.

И все-таки это была «Тоска», а не опера «Скарпиа» или «Каварадосси», потому что Ирина Ващенко, как и положено знаменитой Флории Тоске, перепела и переиграла своих партнеров по сцене. В прошлом месяце мне уже посчастливилось побывать на дивной «Мадам Баттерфляй», где титульная героиня в исполнении Ирины Ващенко была непререкаемо главной во всех смыслах. Тоска была другой. При объединяющей эти роли наивности, здесь на первом плане была уверенность примадонны и проистекающая из нее ревнивость. Ирине удалось пройти по пресловутому лезвию бритвы между излишней сдержанностью и отталкивающе вампучными африканскими страстями в духе Кэтрин Мальфитано. Несколько не вполне грациозных моментов взаимодействий с ней других артистов Ирине удалось незаметно сгладить и обратить на пользу действию — как это было в накладке с лодкой в упоминавшейся «Мадам Баттерфляй». Самым сильным, по моим ощущениям, был второй акт с его безостановочным нагнетанием событий, в которых Тоска, вынужденная плыть по течению, естественно и точно реагировала на каждое событие. Даже вынужденная пауза — вставная ария — не смогла сбить накал страстей. Радуют и сугубо «технические» достижения: ни си2 в «Vissi d’arte», ни до3 в финальном дуэте, похоже, больше не являются для певицы препятствием. Если свобода и тембральная насыщенность крайних верхних нот не столь впечатляют, то лишь на фоне медового сладкозвучия голоса в целом.

Вместо Феликса Кудрявцева Тюремщиком вышел Михаил Головушкин, во втором действии певший Шароне. Собственно, ничего удивительного, т.к. известны случаи, эти две роли и Анжелотти впридачу пел один и тот же бас. Примечательно лишь, что замена не отразилась на сайте театра, как и недавний выход пары Ремендадо-Данкайро Войнаровский-Микицкий вместо до сих пор обозначенных на сайте Балашов-Кондратков.

Давно я не предавался популизму, рассказывая о непотребном поведении публики. Пожалуй, сегодня позволю, попутно снизив эстетический градус вдохновенного повествования о художественной стороне спектакля. Мне давно не давала покоя идентификация персонажа, который по ходу спектакля и особенно свирепствуя на поклонах, пардон, портил воздух театра, без умолку распространяя в нем дурные крики «Браво!!! Маэстро!!! Молодцы!!! Самый лучший театр!!!». Вот так:

Характерный вопль бызымянного независимого клакера

Причем, судя по количеству спектаклей, на которых я слышал это явление стихии, в театре человек появляется регулярно. Просто, видимо, скажем высоким слогом, не обладает стилистической чуткостью. Мне рисовался круглоголовый пацан среднего юношеского возраста. Как вариант — в цветах любимой команды, просто чуток попутавший аудитории. Так вот, на поклонах я запеленговал объект и подкрался к нему на расстояние визуальной идентификации. Шаблон был порван начисто: это оказался мужчина лет шестидесяти. С осанкой государственного служащего на руководящем посту. В пиджаке и галстуке. Со спутницей. Теперь понятно почему охранница, стоявшая в трех метрах позади него даже не пыталась воспрепятствовать этому громогласному бурлению чувств — поощрительных по направленности, но одиозных по месту излияния.