В спектакле Людмилы Налетовой Япония выведена несколько кукольно, мультяшно — с красочными и гротескными деталями костюмов, необычными походками и позами. Тем рельефнее, по контрасту, проступают подлинные, человеческие черты героев. Беспечно развлекающийся в чужеземье гад Пинкертон в выстроенном по нарастающей исполнении Нажмиддина Мавлянова. Сдержанно, но исчерпывающе точно созданный Андреем Батуркиным чиновник Шарплесс — поначалу даже подыгрывающий Пинкертону в его экзотической сделке, а в итоге проклинающий себя за причастность к событиям, едва ли не самый несчастный в предфинальной сцене. Хотя мне показалось, что больше всех искреннее сочувствие излучала почти безмолвная героиня Эллы Фейгиновой — Кэт Пинкертон. Даже больше эмоциональной Сузуки Натальи Владимирской. Не могу не упомянуть Феликса Кудрявцева, украсившего своим басом эпизоды и запомнившегося. У него кукольный Бонза в окружении анимешных ниндзя гневался пугающе непритворно, а Ямадори не был недалеким нуворишем — если и был глупцом, то разве что от влюбленности (чем и вызывал сочувствие).
Но сегодня все было так, как задумал автор оперы, певец сильных женских характеров, — герои предстали услужливой группой поддержки, раскрывающей образ Чио-Чио-Сан в прекрасном исполнении Ирины Ващенко. Образ удался на славу — у героини не было ни одной проходной мизансцены. Никаких метаний и заламываний рук — крупные жесты подчеркивали внутреннюю силу юной японки, а позы были по-восточному изящны даже в проявлениях скорби. Ужель это была та самая Мюзетта, которая несколько дней назад ветреностью и своенравностью последовательно изводила Альциндора и Марселя?
Если же начинать с начала, то стартовал спектакль, скорее, огорчительно. Оркестр, управляемый Вячеславом Воличем, начал громко, с перевесом медных, за которыми, в значительной степени, потерялась экспозиция, вплоть до «Во всяком порте» (включительно). Домысливая пробивавшееся через оркестр можно было понять, что Пинкертон и Шарплесс звучат дивно, как и то, что Горо в исполнении Валерия Микицкого испытывает ритмические трудности и систематически запаздывает со вступлениями. Но было и горячее желание слышать голоса во всей красе, а не довольствоваться форте. Ситуация улучшилась с появлением главной героини, играючи нежно, почти не раскрывая рта, навылет пробившей оркестр уже в «приветственном слове». И спектакль пошел на поправку.
Уж не знаю чем премьерной публике Ла Скала, в свое время, не понравилось длинное второе действие. Спектакль в МАМТ дают так, как он был изначально задуман композитором — с одним антрактом и волшебной музыкой бессонного рассвета, исполняемой перед закрытым занавесом. Накопленный кумулятивный эффект бомбой разорвался в финале, когда после малодушного раскаяния «Прощай, приют любви» и бегства Пинкертона на сцене воцарилась Ирина Ващенко. Мало того, что певица была великолепна актерски. К моему восхищению она в одиночку надежно убила ревущий оркестр «…guarda ben! Amore, addio…» — ровно, с пушечным «ля», без признаков сверхусилий голоса — только сверхусилие души. На протяжении всего спектакля любовался этим голосом, внизу звучащим со свободой меццо, наверху красиво поднимающимся к до3 в финале дуэта первого действия, то ласкающим слух лакированной полировкой легато, то обнаруживающим недюжинный драматический потенциал. Нет, ну можно придраться — высокая тесситура держится неважно (при этом одиночные ходы наверх, даже на крайний верх вопросов не вызывают), согласных бы совсем на чуть побольше, эпизодически подвозятся звуки (причем, не самые сложные)… Но ведь должны же быть у отлично, в целом, звучащей и играющей безвинной страдалицы-японки хоть какие-то недостатки!
Добавить комментарий