Господин меценат

19 ноября (8 ноября по ст. стилю) 1794 года родился Николай Борисович Голицын — представитель русского княжеского рода, офицер, участник Отечественной войны 1812 года и Заграничного Похода, автор военных мемуаров, страстный любитель музыки и сам хороший виолончелист, выступавший в качестве солиста и в составе созданного им квартета. Биография очень яркая. Но почетное место в мировой истории князь заслужил не потому, что был среди тех, кто брал наполеоновский Париж, а благодаря общению с человеком, который не был ни аристократом, ни военным, не имел крупного состояния, не мог похвастаться ни влиянием в обществе, ни какими-то особыми добродетелями, не говоря уже о здоровье. Зато его звали Людвиг ван Бетховен.

Именно по инициативе Николая Голицына 7 апреля 1824 в Петербурге состоялась, как бы сказали сейчас, мировая премьера «Торжественной мессы» Бетховена. В Вене, заметим, она была исполнена, причем не целиком, на месяц позже. Голицыну посвящены три поздних квартета Бетховена, написанные по просьбе князя. И, несмотря на то, что бытовая, так сказать, история этого заказа омрачена взаимным нарушением обязательств (сначала небезупречно повел себя сам композитор, а затем разорившийся князь не сумел в полном объеме выплатить обещанный гонорар), если бы не Голицын, как знать, появились бы эти квартеты вообще. Скорее всего — нет.

Окидывая взором музыкальную деятельность Голицына, который, между прочим, провел более 400 благотворительных концертов, поневоле задумываешься о роли меценатства в истории европейской музыки в целом. Например, в жизни и творчестве того же Бетховена. Как известно, его «русские» квартеты были посвящены другому российскому меценату — Андрею Разумовскому. Имя графа Разумовского соседствует с именем еще одного знаменитого покровителя Бетховена князя Лобковица не где-нибудь, а на титульном листе… Пятой симфонии! Да, вот так — этим двум людям посвящено едва ли самое известное классическое музыкальное произведение, ни больше ни меньше… Кстати, на титульном листе «Пасторальной» симфонии рукой Бетховена начертаны те же имена.
Отношения Бетховена с некоторыми его покровителями далеко не всегда бывали безоблачными, но для нас важен результат — музыка, которая без их поддержки, финансовой и моральной, вероятнее всего, просто не была бы написана.

Однако, что это я — все Бетховен да Бетховен. Субсидии состоятельных меломанов были важным фактором творческой и житейской биографии и других гениев. Имя Надежды Филаретовны Фон Мекк, например, в нашем сознании тесно связывается с именем Чайковского. Но помощью Петру Ильичу ее деятельность не исчерпывается. Фон Мекк также оказывала очень существенную финансовую поддержку Николаю Рубинштейну и совсем еще молодому Клоду Дебюсси. Что же касается Чайковского, то выплачиваемое ею ежегодной пособие в размере 6 000 рублей было столь значительным, что композитор мог больше не думать о заработке на хлеб насущный: он оставил преподавание и сосредоточился только на творчестве.

Кто-то из меценатов поддерживал отдельных компози­торов, кто-то занимался организацией и финанси­рованием «больших проектов». Невозможно не упомянуть в связи с этим знаменитые Русские симфонические концерты, учрежденные Митрофаном Петровичем Беляевым, в которых исполнялись сочинения современных тогда композиторов: Бородина, Чайковского, Глазунова, Скрябина, Рахманинова. После смерти Беляева и вплоть до 1918 года Русские симфо­нические концерты продолжали финансироваться из его средств, завещанных попечительному совету «для поощрения русских компо­зиторов и музыкантов». Не будем забывать и о его же премии им. Глинки, первым лауреатом которой стал Бородин.

Симфонии и квартеты, инстру­менталь­ные концерты и сочинения для сольного фортепиано — словом, все то, что мы гордо именуем классикой, вряд ли могло бы родиться без деятельности меценатов, без их заказов композиторам произведений, без «домашних» концертов, без прямого финансирования отдельных музыкантов и мероприятий. Безусловно, не следует идеализировать всех аристократов, банкиров и богатых промышленников, «баловавшихся» музыкой. Они частенько проявляли непосле­дователь­ность, в своем выборе руко­водство­вались личными вкусами, влияла на них и мода. Но в этой среде встречались люди, по-настоящему преданные искусству. Композитор мог обратиться к такому человеку, будучи вооруженным одним только рекомендательным письмом, и быть принятым, и получить содействие и реальную помощь. Сегодня в нашем «открытом обществе» и представить себе подобное трудно.

А как обстояло дело в опере? Во многом так же.

Весьма возможно, что без участия и активной помощи предпри­нимателя Антонио Барецци из Буссето, обратившего внимание на талантливого сына местного деревенского трактирщика, не состоялся бы великий Верди. Что было бы с произведениями Вагнера без дорогостоящих чудачеств Людвига Второго Баварского? Наконец, Савва Иванович Мамонтов. Этот величайший оперный меценат основал Московскую частную русскую оперу, на сцене которой не только расцвел талант Шаляпина и других превосходных артистов, но и были поставлены оперы Глинки, Даргомыжского, Серова, Чайковского, Кюи, Мусоргского, Бородина, Римского-Корсакова. Причем некоторые впервые.

Литературная энциклопедия, изданная в 1934 г., раскрывает понятие «меценатство» в следующем определении:

«Меценатство — характерное для эпох государства дворянства и буржуазии материальная поддержка деятелей литературы и искусства (подарки, пенсии, премии, синекуры и т. п.), осуществляемая в порядке личной инициативы отдельными представителями господствующего класса и имеющая своей конечной целью подчинение деятельности поэта или художника своим интересам_». И далее (о писателях, но это в полной мере применимо и к ситуации с композиторским творчеством): «_Октябрьская революция экспроприировала нетрудовые классы, выделявшие меценатов. Глубокие изменения воззрений на писательский труд, установленные нормы гонорара, организованная помощь литературным организациям со стороны государства, писательская взаимопомощь препятствуют проявлению у нас явления меценатства».

М-да… Складывается впечатление, что сходным образом на меценатство, во всяком случае, по отношению к композиторам, в ХХ века начали смотреть не только в СССР, но и в Европе. Князей и богатых предпринимателей заменили фонды поддержки современной музыки. Казалось бы, что в этом плохого? Наконец-то творцы оказались свободны от капризов, амбиций и личных вкусовых пристрастий этих взбалмошных аристократов и нуворишей-буржуа. Но беда в том, что, в отличие от представителей «эксплуата­торских классов», многие из которых не просто были меломанами, но и сами обожали музицировать — учились вокалу и играли на разных музыкальных инструментах, «фонд поддержки» ни пением, ни игрой на скрипке или виолончели, ни даже страстным увлечением оперой похвастаться не может. Он безличен, он не человек, а весьма закрытая бюрокра­тическая организация, структура которой может включать в себя попечительский и экспертный совет, совет спонсоров, группу директоров, наблюдательный совет… и так далее, и тому подобное.

Зачем ему, этому фонду, новая симфония или квартет, или опера — сочинение, к которому вдобавок не прилагается «гарантийный талон», выданный Историей? Для галочки? Для оправдания расходования собранных средств? И каким образом в недрах его управленческого аппарата определяют, заслуживает данное конкретное произведение исполнения или нет? С помощью тестов на соответствие «прогрессивным тенденциям»? На основании, так сказать, послужного списка автора? Или — еще лучше — его общественной позиции и других особенностей биографии?

В 1883 году на вечере в доме итальянского мецената Марко Сале Джакомо Пуччини показал музыку из своей первой оперы «Виллисы», и тогда же одним из гостей, Арриго Бойто, были произнесены простые слова: «Ваша опера мне нравится!» Этого оказалось достаточно, чтобы творением неизвестного доселе автора заинте­ресовались и уже в будущем году опера «Виллисы» была поставлена. Так начался путь великого Пуччини, благодаря этому в дальнейшем появились его гениальные оперы. А если бы произнести эти слова было некому, а главное — негде? Что тогда?

Как-то раз, поссорившись с одним из своих покровителей, раздра­женный Бетховен прислал ему такую записку:

Мой князь! Князей было и будет тысячи, Бетховен же только один

Сегодня его сиятельство мог бы ответить так:

Дорогой маэстро! Настоящих князей не осталось — вот и Бетховенов теперь тоже нет

И больше не будет?

Похожие темы

Ведь он же гений, как и я...

Вчера заново посмотрел «Amadeus» Милоша Формана — чтобы освежить этот фильм в памяти и просто отдыха ради. Впервые я видел его в юности и с тех пор не пересматривал

Уходящая в прошлое «музыка будущего»

Процессы, приведшие музыку к ее нынешнему состоянию, начинались сто лет назад одновременно и в Европе, и в России (в музыке позднего Скрябина, например). Русская музыкальная культура, при всем ее своеобразии

Об одной комической опере Вагнера

Читаю «Легенду о Тристане и Изольде», семисотстраничный сборник средневековых литературных памятников, в которых пересказывается, с различными вариантами, история взаимоотношений

Памяти Моцарта ХХ века

5 марта 1953 года в Москве скончался Сергей Прокофьев. Прощание с ним в зале Дома композиторов состоялось на следующее утро — без цветов. Цветы достать было невозможно