Тех, кто желает подробнее узнать про постановку, адресую к своему рассказу о первом спектакле. В этот раз было интересно проверить свои наблюдения и подметить новые детали. Хотелось еще раз услышать чудо, которое творит хор МАМТ в этой постановке — все хоры, особенно мужские, звучат четко, слаженно — словом, волшебно! Столь же радостное впечатление от музыкальной составляющей — оркестр под управлением Александра Лазарева был прекрасен, играя даже, по личным ощущениям, еще лучше, чем на первом спектакле. И, конечно, я пришел послушать другой состав солистов, который на этом спектакле отличался от первого дня почти полностью.
Одним из важных событий премьеры стало появление на сцене театра Андрея Валентия — баса из минского НАБТа. Если у певшего в первый день Дмитрия Ульянова одним словом охарактеризовать сущность героя можно как «необузданность», то для роли Андрея Валентия это будет слово «хищность». Повадки сильного, уверенного в себе и опасного зверя — вот что делает Ивана Хованского предводителем стрельцов и заставляет отступать даже Голицына (в те годы — фактического правителя Руси). В свой черед Хованский, вынужденный смириться перед новой силой, в исполнении Андрея Валентия с невыразимой скорбью в каждом шаге проходит в ярко красном кафтане через толпу стрельцов, одетых в светлые робы. Толпа раздается, как рана, а кафтан Хованского напоминает сочащуюся из раны каплю крови. Уходящая сила и тягость предчувствия были бесподобно переданы в сцене с персидками (все-таки, по-моему, самая сильная сцена постановки). Темперамент артиста прорывается в жесты короткими взрывами и не так часто — игра точная, аккуратная, а могучая энергетика героя проявляется за счет мастерской игры голосом.
Давно хотел послушать как голос Андрея Валентия будет звучать в оперном репертуаре да в большом зале. Все ожидания оправдались — мощный, плотный и ровный бас с четкой дикцией умеет насмешничать, приказывать и грустить. Палитра интонаций чрезвычайно разнообразна — даже свою присказку «спаси, Бог!» Иван Хованский ни разу не повторил одинаково.
Нажмиддин Мавлянов в премьерной серии выходит в двух ролях. В предыдущих спектаклях это был Голицын. На этот раз — Андрей Хованский, в сравнении с Голицыным явно убавивший рассудительности и хитрости и прибавивший бесшабашности. Роль настолько органична и отделана в мелочах, что даже не оставила ощущения премьерных недоработок — каждая мизансцена четко продумана, а звук — совершенно великолепен! Певец был убедителен и в куражной сцене первого действия и в умоляющих фразах, обращенных к Марфе в финале.
Голициным в этот раз был Валерий Микицкий, также подготовивший две роли и в два спектакля до этого выходивший подьячим. По-моему, роль удалась блестяще — и внятный образ, и звонкий, сильный, прорезающий оркестр звук.
Шакловитый в исполнении Алексея Шишляева мне понравился. Может, где-то что-то было не так ровно, как хотелось бы, но напор и необходимый для партии звучный нижний регистр в итоге сделали роль убедительной.
Подьячий — Чингис Аюшеев — был интересен в обеих своих сценах, и не раз вызвал улыбку точным изображением повадок героя. Понравился Кузька в исполнении Артема Сафронова — вот такой он, по-моему, и должен быть — простодушно улыбчивый и задорно звучащий. Эмма у Марии Макеевой была обаятельно-беззащитной и приятно звонкоголосой. Сусанна Натальи Мурадымовой также оставила приятное впечатление сильным голосом.
Я обычно стараюсь ничего такого не говорить о молодых исполнителях, но раз уж Наталья Зимина, недавно появившаяся Розиной в «Севильском цирюльнике», спела целую Марфу — надо оценить. Тем более, что ее выступление в партии Розины произвело сильное, почти сенсационное впечатление на многих весьма опытных слушателей. В то же время, по-моему, Марфу певице петь еще рано и опасно — лирический голос пока не соответствует высоким требованиям этой драматической партии. Заметно отваленный (особенно в первом действии) нижний регистр, неровное звуковедение (возможно, как следствие накопившейся усталости) и, что огорчило сильнее всего, — неважная дикция, для партии Марфы совершенно необходимая. Певицу можно поздравить с дебютом, но, по моим ощущениям, ее путь пока — в сторону Изабеллы («Итальянка в Алжире»).
Александр Титель в своих спектаклях часто дает артистам, поющим одну роль, сделать сценические рисунки разными. Иногда — значительно. В результате роль каждого артиста становится уникальным вкладом в спектакль — появляются интересные психологические ветвления, что дарит разнящиеся ощущения от разных спектаклей одной постановки. Но в случае «Хованщины» я не могу рационально объяснить появление в программке Дмитрия Степановича напротив позиции «Досифей». Певец, как правило, хорошо справляется с буффонными ролями — Дон Базилио, Дулькамара, Мустафа. Его Досифей, спетый вызывающе громко, по большей части, характерным звуком, вызвал у меня неловкое ощущение — это просто за гранью критики, и символично, что в сцене в кабинете Голицына с Досифея сорвался крест. Непонятно к кому больше вопросов — к певцу или к тому, кто назначил певца на роль, вне его амплуа. Хотя назначившему, возможно, сверху видно все — некоторым знакомым, любителям драмтеатра, бесноватый карикатурный расстрига отчетливо понравился. И некоторая часть публики на поклонах вполне серьезно кричала «браво», на мой вкус, провально спетой и неописуемо эклектичной роли, попавшей в «Хованщину» из другой оперы. Роли, сломавшей логику событий и отношений героев. Нет, наверное, постановщик должен в чем-то потакать вкусам всех слоев публики. Но и мера в приближении к народу в высоком искусстве — должна быть.
Подумалось, что, возможно, подобным назначением постановщики претворили в жизнь обращенную к Мусоргскому эмоциональную реплику В. В. Стасова (из письма 15 августа 1873):
Все намеченное вами для раскольницы […] превосходно, но на какой черт пихает вас непременно делать из нее княгиню?!! Ведь наконец вся опера будет состоять только и исключительно из князей и княгинь, это будет летопись княжеских отродий! […] Досифея вы собираетесь делать — Мышецким князем, раскольницу — Сицкой княгиней. Да что это наконец за княжеская опера такая, между тем, как вы именно все собираетесь делать оперу народную! […] Нет, нет, я сильно протестую, протестую во всю свою мочь, и именно упрашиваю вас, чтоб ни раскольник, ни раскольница никоим образом не были развенчанными аристократами. […] Пусть они будут оба истый коренной народ, из избы. из деревни и поля, от сохи и прялки, от тяжелой давящей работы и с мозолистыми руками. Этак-то будет поинтереснее и получше!
Этот отрывок и другие фрагменты переписки Мусоргского со Стасовым содержатся в премьерном буклете (составитель — Дмитрий Абаулин) и вместе с другими историческими свидетельствами позволяют ощутить атмосферу отображенных в опере событий. В буклете, помимо традиционных биографий автора и постановщиков, компактно и интересно рассказывается об исторических прототипах героев и местах действия, приводятся фото оригиналов и адаптированные тексты фигурирующих в «Хованщине» документов (письма Софьи к Голицыну, «изветное письмо» Шакловитого и другие). Пожалуй, в данном случае буклет — важное дополнение к спектаклю, позволяющее глубже погрузиться в исторические события — тогда и вскрытые в постановке параллели с сегодняшним днем проступают отчетливее.
Добавить комментарий